– Да там же, в том кафе, и все сопутствующее можно найти, – сказала она, уже направляясь по своим делам.

Я посетил указанное медсестрой место, и уже минут через десять, с заговорщицки довольным видом, клеил на автоматы с напитками надписи «Автомат временно не работает. Вы можете найти исправные на соседних этажах. Приносим извинения за неудобства!». Перейдя на противоположную сторону, я занял выжидающую позицию в засаде возле туалетов.

Ждать пришлось очень долго. Создавалось впечатление, что это не человек, а робот, и ему одной подзарядки без особого труда хватает на две недели, как старым моделям телефонов. Вокруг него суетилась жизнь, сплошь состоящая из ненужных ему людей, но его цели были неподвижны, и он, соответственно, вместе с ними.

Возле аппаратов с напитками начала бурлить жизнь из работников больницы святого Иосифа. Похоже, они пытались выяснить, что случилось с автоматами и кто начал заниматься починкой. От провала мой гениальный план спасала лишь глубокая вера людей в написанные утверждения, за которыми, оказывается, без труда можно спрятать суть. Шаблонность мышления направляет людей по написанному, и вот уже работники больницы, профессионалы в своей сфере деятельности, бодро выясняют, кто вызвал специалиста по починке и почему поломка нигде не зафиксирована. Мне вспомнилась история о каких-то выпивших малолетних анархистах, выпустивших в городе трех свиней, предварительно написав на них краской «№1», «№2» и «№4». И таки да! В поиски свиньи «№3» задействовали ресурсы колоссальных масштабов, прежде чем понять, что она существует только благодаря логичности нашего мышления.

Наблюдая за бережно наклеенными скотчем надписями, я постепенно стал понимать, насколько глобальна система подобных надписей вокруг нашей жизни. Как умело манипулируют все эти надписи нашей логикой, как подводит нас наша шаблонность мышления, а все новые и новые девизы и слоганы незаметно навязывают нам новые нормы жизни. Самое обидное в этом всём заключено в глубоко скрытом лицемерии, ведь цель надписей – не донести читающему, а получить пишущему.

Но вот серый костюм наконец-то проявил человеческие признаки, и направился в сторону автоматов. Теперь в голове звенел только один вопрос: «Оставишь свой пост или не оставишь? Оставишь или нет?! Это же всего на минутку, ты ведь хочешь кофе, машинного масла или что ты там пьешь?..»

Суета персонала больницы по поводу автоматов сыграла мне на руку и придала ситуации естественности. Костюм, немного потоптавшись и внимательно осмотрев вход в палату, подождал, пока по коридору пройдут посетители соседней палаты, и посеменил по ступенькам вниз.

«Есть! Красавец!» – выстрелило у меня в мозгу, и я тут же как можно быстрее направился в палату.

Пожилая пара располагалась на больничных койках друг рядом с другом, с виду опознать их было невозможно, так как, кроме забинтованных голов, на них еще были кислородные маски. К госпоже Ален был подключен аппарат искусственного дыхания, и, судя по обилию медицинских приборов, дела у нее обстояли совсем плохо. Господину Алену было немногим лучше, но проделанный мною путь обязывал меня на время снять с него маску.

Рука нервно дернулась. Я увидел. В палате был он, тот старик, мирно сидевший в парке и, довольно прищурившись, выставляющий солнышку свое лицо. Это был он, и все мои самые худшие опасения подтвердились. Господин Ален приоткрыл глаза, и наши взгляды встретились. Его рука и губы немного дернулись в попытке что-то мне сказать, но получился только скрипящий вздох, и старик беспомощно затих от утомивших его усилий. Я вернул маску на его лицо, выглянул в сторону автоматов, и, убедившись, что костюм ещё не вернулся, бодро зашагал прочь.