Лето от страхов вылечило.

«Хлебные дела»

Получится с разными отступлениями, но надеюсь, что всё поймешь.

Так как скотинушку держали, то ведь и кормить надобно её, голодом ведь не оставишь животину, её не накормишь сам не сытым будешь, так, ведь?

Откуда бралось сено, не знаю, только за нашим домом, за болотом, зимой стояли стога сенные. Мы же не одни такие были.

Когда ты там бывал, территория и облик поселка во многом изменились, преобразились, местами стало лучше, а иногда и похужело. Детсадовского болота не стало. На его месте стоят дома, в одном из них живет Виктор.

Всё меняется, времечко не стоит на месте, не понятно, куда оно идёт, вперед ли, назад ли, но в постоянном движении и вместе с его стремительном течением меняется всё вокруг, как ты знаешь.

Комбикорм покупался мешками, а кроме того кормили скотину картошкой.

Шахтёрам выделяли землю под картошку. Картошки сажали столько, что хватало от урожая до урожая. Понятное дело на поле трудились все и стар, и млад. Папа копал ямки мы, ребятня бросали за ним картошку, мама работала с граблями (боронила). Под конец работы детвора ныла. Но, вот закончили. И ура! Отец впрягается в тележку, складывается инструмент, пустые мешки, остатки харчей. Не забываются наловленные кузнечики зеленые и коричневые (папа специально брал с собой пустые коробочки из под спичек или баночку с крышкой для них). Потом играли с этими кузнецами ребятишки.

Сразу становится весело, мальчишки и Надя, они же ещё малёхонькие, выбирают себе место в тележке. Наконец, разместились. И, пошёл конь-папа!

По полевым межам, трясет их сильно, но с хохотом подскакивают, довольные, потом дорога будет ровней. «Коняшка» скорость увеличивает, седоки визжат, конь ржет, специально оглоблями трясёт. Конечная остановка – стайка.

Это весной происходит, а осенью тяжело и совсем-совсем не весело. Много позже в 1962 году, когда я на физ-ре повредила позвоночник, то и весной, и осенью было и больно, и слёзно, на коленях ползала, собирала картошку. Когда, наконец, поверили, что я имею эту болячку, стали оставлять на хозяйстве дома.

К сену, комбикорму, картошке, помоям, то бишь, объедкам, добавляли хлеб.

За хлебом в ту пору надо было занимать очередь. В очередь становилась мама и мы как иждивенцы, Витька, ему 4– 5 годочков, и я. Занимали человек через шесть-десять ещё одну очередь или в другом отделе, также на троих. Покупали белый и серый, и черный хлеб. Давали по две буханки в руки. Во! сколько сразу хлеба приносили домой. Я ухитрялась ещё каким-то образом втереться между очередниками несколько раз, принести ещё до шести булок.

Мама это дело раскусила и доверила хлебом заниматься мне. Отправит за хлебцем, даст сумку большую, в неё 10 буханок входило, буханка по весу ровненько 1кг.

Сама ростом с сумку, представляешь, какая картина, смех и грех! Однажды фокус не прошёл, хлеба мала купила. Иду назад с соплями, а у нас рядом с домом находилось ФЗУ (фабрично-заводское училище, если я правильно помню расшифровку, теперешние ПТУ) оно было для мальчишек. Ты это здание видел, когда ты там бывал, в то время – это уже школа была. Фезеушников всегда на улице много находилось. Они, видимо, меня знали, рядом дом, постоянно мимо них в магазины ходила, в школу, наверно, конец первого класса, я их не знала, не разглядывала, для меня они дяденьки. Иду реву, они меня остановили, расспросили, почему нюни распустила, Как звать меня спросили, всё рассказала. «Ну, нечего реветь», – говорят. «Мы тебе хлеба купим, давай деньги». Отдала деньги, кто-то зашел в училище и принес мне хлеб. Потом я долго хлеб там покупала. Они в столовой своей договорились, чтобы мне его отпускали. Теперь уж я сама заходила прямо в столовку. Блат. Сейчас понимаю, что их ведь бесплатно кормили, а кто-то из поваров, видно карман за мой счёт пополнял. Маме сначала не говорила, приносила хлеб из магазина и из столовой, потом проболталась, но реакции ее не помню, видимо выгодно было – хлебушка много.