Наконец она заметила его и спросила, оборвав разговор с Роем:

– Есть хочешь, соня?

– Наконец-то появился! Не прошло и ста лет! – воскликнула Сара.

Джон подошел к столу и сел. Паника не оставляла его: ему нужно было до всего дотронуться – до стола, стульев, стен, чтобы убедиться: комната существует и он в ней находится. Джон не смотрел на мать, которая тем временем встала и приблизилась к плите, чтобы разогреть ему завтрак. Однако задал ей вопрос – скорее, для того, чтобы услышать собственный голос:

– А что у нас на завтрак?

И со стыдом понял, что в душе надеялся: в день рождения ему обязательно приготовят что-нибудь особенное.

– А как ты сам думаешь? – презрительно усмехнулся Рой. – У тебя есть какие-то пожелания?

Джон посмотрел на брата. Тот был явно не в духе.

– Я не с тобой говорил, – сказал Джон.

– Ах, простите. – Рой произнес эти слова визгливым, капризным тоном маленькой девочки, зная, как это противно Джону.

– Какая муха тебя укусила? Что это с тобой? – спросил с раздражением Джон, стараясь, чтобы его голос звучал как можно грубее.

– Не обращай внимания на Роя, – посоветовала мать. – Сегодня он не в духе.

– Да уж вижу, – отозвался Джон. Братья обменялись взглядами.

Мать поставила перед Джоном тарелку с мамалыгой и ломтиком бекона. Ему хотелось закричать: «Мама, сегодня ведь мой день рождения!» Но он перевел взгляд на тарелку и стал есть.

– Ты можешь говорить об отце, что хочешь, – добавила мать, продолжая перепалку с Роем, – только не повторяй, что он не старается изо всех сил, чтобы ты никогда не был голодным.

– Да я сотни раз был голодным, – заявил Рой, гордясь тем, что одержал верх над матерью.

– То была не его вина. Отец всегда хотел, чтобы у тебя был кусок хлеба. Он разгребал снег при нулевой температуре, когда должен был спать. И все для того, чтобы твой живот не был пустым.

– Не только у меня есть живот, – возмущенно проговорил Рой. – У него тоже есть живот. Стыдно столько есть. А снег разгребать я не просил. – Рой опустил голову, чувствуя, что аргументация у него слабовата. – Я просто не хочу, чтобы меня постоянно лупили. Я ему не собака.

Мать тихо вздохнула и отвернулась к окну.

– Отец бьет тебя, потому что любит, – сказала она.

Рой засмеялся.

– Не понимаю я такой любви. А что он делал бы, если бы меня не любил?

– Да пустил бы на все четыре стороны! Прямо в ад, куда ты, похоже, и сам рвешься. Что ж, в путь, мистер! Дожидайся, пока в тебя нож не всадят или в тюрьму не угодишь.

– Мама, а папа хороший человек? – вдруг спросил Джон.

Вопрос вырвался у него неожиданно, и он с удивлением заметил, что мать поджала губы, а глаза у нее потемнели.

– Тут и спрашивать нечего, – мягко ответила она. – Ты знаешь кого-нибудь лучше?

– По-моему, папа очень хороший человек, – произнесла Сара. – Он постоянно молится.

– Вы еще слишком малы, – продолжила мать, не обращая внимания на слова дочери, и снова села. А потому не понимаете, как вам повезло, что у вас такой отец. Он заботится о вас и старается, что вы были честными людьми.

– Да, мы не понимаем, – кивнул Рой, – что нам повезло, если наш отец не разрешает нам ходить в кино, играть на улице и дружить с другими ребятами. Не разрешает вообще ничего. Нам повезло: ведь отец хочет, чтобы мы только ходили в церковь, читали Библию, прыгали, как дураки, перед алтарем, а дома сидели чистенькие и тихие, как мышки. Да уж, нам повезло. Даже не знаю, за что мне такое счастье!

Мать рассмеялась:

– Когда-нибудь поймешь. Запомни мои слова.

– Ладно.

– Но будет слишком поздно, – продолжала мать. – Будет слишком поздно… когда ты поймешь. – Голос ее дрогнул.