Верное дело: поплюешься тут, попенишься, ежели волосатые ручищи Здоровяка проворно ухватили нага[2] за обе шеи и сдавили кузнечными клещами…

Гибкое тело извивалось в конвульсиях, хвост изо всех сил хлестал великана по бокам, но с равным успехом можно было пороть розгами Махендру, лучшую из гор.

Хватка земного воплощения мало чем уступала ласковым объятиям самого Вселенского Змея.

– Пус-с-сти!.. – с усилием выдавил наг из той глотки, которую сжимала левая рука мучителя. – Задуш-ш-шиш-ш-шь, с-с-су…

– И впрямь, тезка, задушишь, – философски заметил Рама-с-Топором. – Держать держи, только не дави так.

– Да я ж легонечко… – с подкупающей искренностью изумился Здоровяк, но хватку послушно ослабил; и наг провис драным канатом, клокочуще дыша в два горла.

Оба Рамы тем временем с интересом разглядывали гостя.

В свете костра мерцала серебром чешуя, отполированная до зеркального блеска, а края каждой чешуйки были с тщанием подведены сурьмой. Все тело чревоходящего щеголя равномерно покрывали какие-то чудные узлы, делая нага похожим на ствол молодого бамбука. В верхней четверти туловище плавно раздваивалось, образуя две шеи – каждая длиной в локоть и толщиной с человеческую руку (лапы Здоровяка не в счет!). На концах шей судорожно глотала воздух пара голов-близнецов. Разве что правая – с сизым родимым пятном у виска. На скулах чешуя переходила в сероватую шелушащуюся кожу, отчего наг выглядел больным, лбы венчали костяные гребни-диадемы, топорщась короткими острыми шипами. Волос на лицах не росло вовсе, даже бровей, даже ресниц, а зрачки были чисто удавьи – не гляди, дурашка, козленочком станешь, только ненадолго…

И еще трещотка-погремушка на кончике хвоста.

– Хорош! – заключил аскет, удовлетворясь осмотром. – Отдышался?

– Вроде, – просипела левая голова.

Правая отмолчалась, дыша про запас.

– Тогда отвечай, красавец: кто таков, откуда взялся, и что ты тут забыл? – без особой ласки поинтересовался аскет.

– Я потомственный наг Васятха, прапраправнук знаменитого Гухринич-нага, порученец самого Нагараджи Такшаки! – явно приходя в себя, с достоинством возвестил змий.

Впрочем, опять в одно горло.

Левое.

Перестарался Здоровяк, что ли…

– Васятха? – задумчиво повторил Рама-с-Топором; и тут же перевел имя нага с благородного на обыденный. – Хороший, значит?

– Я Хороший, я очень Хороший! – истово закивал головами порученец, опасливо косясь вверх, на Здоровяка.

Поверит ли, детинушка?!

– Лучше не бывает, – согласился аскет. – Ладно, будем считать, на первый вопрос ответил. Отвечай на остальные.

– Да я и сам не пойму, как здесь оказался! – имей Васятха-Хороший руки, он непременно бы развел ими, выражая полное недоумение. – Возвращаюсь я подземными путями нагов, спешу с докладом к Нагарадже – и тут меня ка-ак потянет вверх! Знаю ведь, что сюда не надо, что мне наискось через Питрилоку – а все равно ломлюсь сквозь землю, будто на привязи! Вылетел наружу – чувствую: задыхаюсь! Ну а дальше вы и сами все знаете…

Рама-с-Топором задумчиво подергал кончик своей многострадальной косы. Затем пнул комок развороченной земли в том месте, откуда явился наг. Довольно широкий лаз уводил в глубины земных недр, в Третий мир – обиталище нагов, душ умерших и части мятежных асуров.

Из лаза тянуло сыростью.

– Дырявим землю, людишек дырявим, а толку… – пробормотал аскет себе под нос. И, уже обращаясь к тезке, словно нага и не существовало:

– Ну что, Здоровяк, проверили?! Видал, что с мантрами творится?! А тебе все шуточки…

– Отпустили б вы меня, люди добрые! – взмолился Васятха, чувствуя, что о нем забывают. – Я наг честный, кроткий, целомудреннный (последнее далось змию с трудом)! Яда не коплю, козней не строю, Закон блюду златым блюдом… И вообще из-под земли редко выбираюсь. Мне обратно надо, с докладом! Если задержусь – Повелитель меня по головам не погладит! Смилостивьтесь, челами бью!