Так мы остались вдвоем.

– Вы мне поможете или нет?

– В проникновении на охраняемую территорию? Нет.

– Ну короче! – Настя дрыгала ногами. Она повисла животом на высокой железной ограде и не могла ни перелезть через нее, ни спрыгнуть обратно.

Мы с Ваней уже задыхались от смеха.

– Я сейчас грохнусь и заработаю открытую травму черепа!

Ваня взял ее обеими руками за ноги. Опираясь на него, Настя перекинула ногу через ограду, потом вторую. Спрыгнула на другую сторону и неуклюже приземлилась в грязную лужу.

– Ну что за такое! – Она разглядывала испачканные джинсы.

Я пролезла в щель между двумя отогнутыми прутьями, Ваня – следом.

– И зачем ты через верх полезла?

– В этой жизни надо попробовать всё!

– И через двухметровый забор?

– И через забор. Любой опыт пригодится.

По лесенке мы забрались в крытый домик над горкой и канатной сеткой. Сели на скамеечки.

– Слушьте, я уже совсем не помещаюсь.

– И я.

– Мы тут лет с десяти не помещаемся.

– Ничего не знаю. Я помещалась еще в прошлом году.

– Слишком много печенья за прошлый год, да?

Настя попыталась двинуть брату коленкой, но не смогла, так было тесно. В самом деле, как же мы выросли за последний год.

– Может, домой? – Я оглянулась в надежде, что нас заметил охранник и уже идет прогонять. Но в окнах бывшего детского сада не горел свет. Скорее всего, там вообще никакого охранника не было.

– Какое еще домой? Начинай, – скомандовала Настя.

– Да, Нинок, ты никогда не говоришь. Давай, – поддержал ее Ваня.

– Я не умею.

– Начинай, мы поможем, – сказал он.

– Не буду я ничего говорить. – Я начинала злиться. Мало того что вытащили меня сюда, еще и требуют глупостей.

– Давай-давай.

– Блин, что за тупость, не буду.

Они улыбаясь смотрели на меня – было понятно, что не отстанут.

И я сдалась. Достала из рюкзака посуду из икеевского детского набора: три чайные чашечки с блюдцами. Очень красивые, фарфоровые, хоть и игрушечные. Толстые стенки, приятные на ощупь. Дала Насте и Ване, третью взяла себе. Попыталась пристроить ее на колено, но блюдце соскальзывало.

– Давай подержу, – сказал Ваня и забрал их.

Достала маленький термос. Кофе я сварила дома и налила в термос, когда близнецы уже топтались в прихожей. Папа говорит, что срок жизни кофе – всего несколько минут. Но, кажется, мы потратили драгоценные минуты, пока Настя перелезала через забор.

Игровую площадку в детском саду, куда мы ходили в одну группу с двух лет, недавно перекрасили. Даже в темноте машинки, паровозики и песочница выступали из темноты яркими красками. Из-за холодной весны трава еще не начала расти, голые ветки барбариса неуютно выглядывали из цветника за низкой оградой.

– Кофе? Серьезно? На закрытой вечеринке? – возмутилась Настя.

– Что не так с кофе?

– Ну даешь. Хоть бы фруктового пива достала.

– Берите что дают. А то сейчас прошлогодний лимонад вспомню, – ответила я, разливая кофе в подставленные чашки.

Подняла свою чашечку.

– Поздравляю вас с еще одним годом. С че-тыр-над-ца-ти-летием, – произнесла по слогам, чтобы не сбиться на сложном слове. – Всё, пейте.

– Нет-нет-нет, – возмутилась Настя, отбирая у меня чашку. – Давай развернуто.

– Мы что, на литре?

– Ну в самом деле, – Ваня сморщился, сделал глоток и сморщился еще больше. – Ужас, как вы это пьете? – Он подозрительно понюхал кофе. – Там что, ацетон?

– А что не так? – я отхлебнула, с трудом проглотила. – Отличный вкус. Вчерашняя обжарка. – Отпила еще раз, стараясь не кривиться. – Легкая кислинка и шоколадное послевкусие. И еще немного коньяка.

Дома, перед тем как закрыть термос, я достала из посудного шкафа бутылку коньяка и плеснула совсем немного.