– Бодигарды, значит, – качнул головой Струге.

– Не, мы из патрульно-постовой, – стараясь быть предельно тактичным, возразил рыжий. Выслушивая наставления командира роты ППС, он и его напарник уяснили главное: во-первых, судьи – люди со странностями, но их присутствие в городе крайне значимо. Во-вторых, судья Струге – самый странный из всех известных крайне значимых людей города. – Сержант Звонарев и младший сержант Крыльницкий. И мы теперь всегда там, где вы.

– М-да… – все, что смог выдавить Антон Павлович.

Предложив телохранителям стулья, он снял трубку с телефона.

– Виктор Аркадьевич, это шутка?

– В сторону! В сторону шутки, Струге! – готовый к этому звонку, вскричал председатель. И тут же использовал запрещенный прием: – Будете упрямиться, позвоню Лукину.

Это был удар ниже пояса. Откровенная вражда Струге и председателя областного суда Игоря Матвеевича Лукина была известна всем. За нежелание вливаться в команду подчиненных Игорь Матвеевич не любил Антона Павловича уже почти десять лет, и эта нелюбовь иногда принимала занятные формы. Лукин давил, Струге не прогибался, и этот возвратно-поступательный механизм не останавливался ни на минуту. Едва появлялось обстоятельство, которое по всем объективным причинам Струге могло не нравиться, Лукин это обстоятельство усугублял. Теперь же, если Николаев позвонит Игорю Матвеевичу и сообщит, что судье угрожают, Лукин отмахнется:

– Судья Струге – мужик здоровый. Ему угрожает лишь обострение панкреатита.

Но едва Николаев упомянет о том, что Антон Павлович от охраны отказывается и делает это весьма энергично, Лукин использует все свои связи, чтобы приставить к судье не двух сержантов, а взвод патрульно-постовой службы.

Струге это знал, поэтому молчал, выслушивая убежденные восклицания Николаева, и, едва тот закончил, повесил трубку.

Двое, готовых ко всему, сидели напротив него, как молодцы из русской народной сказки. Повернешь волшебное кольцо – и… «Что прикажешь, хозяин?!!» Но, в отличие от сказочных, в глазах этих, милицейских, желание исполнять любой каприз не светилось. Струге смотрел на них и думал о том, что мозг этих крепких ребят из низовой службы органов внутренних дел запрограммирован командиром весьма ограниченно. Капитан, воткнув козырек фуражки в переносицу рыжему, говорил следующее:

– Он на работу – вы с ним! Он в процессе – вы в зале. Он домой – вы рядом. Он в сортир – один держит руку на рычаге сливного бачка, второй разматывает бумагу! Узнаю, что, начиная с половины третьего сегодняшнего дня Струге появился где-то один, – уволю!!

И, убедившись, что на часах двадцать семь минут третьего, отправил две тени судьи Струге к нему на работу.

– М-да… – еще раз произнес Антон.

Молодые люди, и без того с волнением приступившие к неизвестной им работе, заметно засуетились. Что означает это «м-да», они не понимали, поэтому взгляд рыжего стал еще более наглым, а второй, чернявый и коротко стриженный, поерзал на стуле.

– Как зовут-то? – обреченно спросил Антон.

– Сержант Звонарев и младший сержант Крыльницкий.

Алиса прыснула.

– По имени, по имени-то как зовут? – настоял судья.

Оба покраснели, и сержант разговорился:

– Глеб… Егор… Я – Глеб.

В ближайшие четверть часа выяснилось, что рыжий служит четыре года, а его младший коллега – два. Крыльницкий живет в Центральном районе, а Звонарев в Кировском. И что Глеб имеет мотоцикл «Урал», а Егор – мастер спорта по боксу.

– Где занимаешься? – тут же поинтересовался, задетый за живое, Струге.

– В «Динамо». У Кисина. Только я уже не занимаюсь, некогда. А вы тоже боксировали?

Струге вздохнул и стал размышлять над тем, куда деть тех, кто по всем понятиям теперь не должен отходить от него ни на шаг.