За кем идет герой пушкинского стихотворения? За возлюбленной, за Музой, за Беатриче, за Жизнью? Стих «Следы ноги ее прелестной» указывает, что речь идет о реальной женщине. Но это не исключает и все прочие коннотации. Здесь говорится о воспоминании того, что когда-то было. Однако это уже не то меланхоличное и бессильное изменить настоящее (бессильное «волить вспять») воспоминание поэта, продающего свою рукопись (а вместе с ней и душу) дьяволу («Разговор книгопродавца с поэтом»). Это творческое воспоминание, воспоминание, созидающее прошлое и преобразующее настоящее, позволяющее сотворенному прошлому присутствовать в настоящем, быть самим настоящим; воспоминание, стирающее грани между прошлым, настоящим и будущим.

И скептическое высказывание пушкинского старого цыгана («Что было, то не будет вновь») через десятилетия, весной 1907года, прозвучит рефреном у Ф. Сологуба:

О воле, созидающей мир, говорится в ницшевском «Заратустре»: «Создать хотите вы мир, перед которым могли бы преклонить колена, – такова ваша последняя надежда и опьянение».[80]

Это происходит в пушкинской «Тавриде»: воля лирического героя создала мир, возвращения которого он желал «еще раз, и еще бесчисленное количество раз»: «Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, – счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение, – горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда – увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского. Будешь ли ты со мной? скоро ли соединимся? Теперь я один в пустынной для меня Молдавии».[81] Так достигается последнее вечное удостоверение и скрепление печатью.

Завершающая часть стихотворения:

Здесь возобновляются мотивы первой строфы: герой снова один, как и в начале пути. В первой строфе нагнетались глаголы с семантикой затухания, исчезновения: «Всё мчится, меркнет, исчезает…». В последней строфе эти глаголы появляются вновь: «Исчезли с легкими мечтами, // Померкла молодость моя». Но речь уже идет не о тотальном небытии, но о прощании с молодостью и с «ее неверными дарами». Герой стихотворения достиг зрелости, середины пути, полдня жизни:

Так наступает великий полдень: «лучи дня» – последнее словосочетание, которым завершается «Таврида». Еще раз проследим динамику стихотворения. От мрака Ничто («сердцу непонятный мрак») поэт обращается к вечном свету потустороннего («там, где все блистает // Нетленной славой и красой»); от этого ослепительного и всепоглощающего света – к сумраку древней поэзии и мифологии («Люблю ваш сумрак неизвестный»); сумрак сменяется светом, земным светом, зарей («И светлой роскошью природы // Озарены холмы, луга»); и, наконец, приходит день («Бледнеют пред лучами дня»). Утверждается вечность не потустороннего, но земного и преходящего.