Идеологическое противостояние двух мировых систем поляризовало развитие социальных наук по принципу классовой и партийной принадлежности, в силу чего концептуальное осмысление феномена идеологии пошло в разных направлениях и разными темпами. В Европе и США, избежавших катаклизмов коммунистической революции и направившихся по пути глобальной индустриализации, главные усилия были сосретоточены на очищении научного исследования от ценностных искажений фактического знания. Идеология рассматривалась как разновидность искажения научного знания, культивируемая злонамеренной политической властью. Однако события первой половины XX века показали, что позитивная наука не всегда становится на сторону гуманизма и человечности; забывая свои гуманистические истоки, она для человечества создает не дом, а клетку.

В начале XX века марксизм, провозгласивший себя идеологией всеобщего освобождения, на практике столкнулся с проблемой формирования политического субъекта государственного уровня. Внутри европейских марксистов произошел раскол на социал-демократов, полагавших, что эту задачу можно решать, оставаясь в пространстве гражданского общества и буржуазной демократии, и тех, кто считал, что новое общество, возможно только как результат революции и установления власти пролетариата. Логика становления нового политического субъекта подвела сторонников революционного марксизма к идее научной идеологии и ведения идеологической борьбы с помощью новейших достижений науки. Были подвергнуты решительной критике сторонники соединения марксизма с религией и культивирования в пролетарских массах нового религиозного чувства[82].

На новом этапе развития социальной теории марксизму необходимо было решить принципиальную задачу, сформулированную еще в раннем марксизме: перейти от понимания коммунизма как негативного движения, разлагающего существующее буржуазное общество, к позитивному утверждению коммунизма как формы самосознания, «неопосредованной отрицанием религии и частной собственности»[83]. Практическое действие не могло бесконечно основываться на отрицании существующей реальности, для позитивного развития необходимо было зафиксировать новую реальность хотя бы в ее основных, определяющих чертах. Новый политический субъект должен был понять себя не только через утопию и тотальное отрицание общества частной собственности. На рубеже двух веков марксизму предстояло трансформироваться из радикальной критики капиталистической действительности в позитивное самосознание новой действительности. Перед рабочим движением и его политическими организациями встала практическая задача трансформации из «класса-в-себе» в «класс-для-себя», т. е. превращения в господствующий класс, имеющий свой политический проект.

Ключевое противоречие новой идеологии заключалось в необходимости одновременного решения двух разнонаправленных задач. С одной стороны, задача выживания общественного целого требовала концентрации на проблеме индустриализации, это невозможно было сделать без заимствования форм организации труда, созданных старым обществом; с другой стороны, задача становления нового субъекта исторического развития требовала углубления понимания человеческой природы, формирования условий и способов развития человеческой субъективности.

Политическая борьба в тот период становится такой формой практики, на основе которой складывается самосознание нового коллективного субъекта и происходит вызревание новой субъективности. Философское содержание политической борьбы, как борьбы самосознаний за признание, было гениально предвосхищено Г. В. Ф. Гегелем в «Феноменологии духа». Через борьбу самосознаний за признание выявляется смысл движения духа – осваивать в чуждом свое, в возвращении к себе из инобытия.