То, что Наполеон проделал в отношении французских идеологов, послужило отправной точкой для К. Маркса и Ф. Энгельса в их «сведении счетов» с немецкой «философской совестью» и немецкими идеологами.

Немецкие идеологи пытались – в подражание французам, но на основе гегелевской диалектики – дать «истинную, научную» альтернативу религии и теологии. Как полагали К. Маркс и Ф. Энгельс, в методологическом плане немецкие идеологи являются заложниками постоянно повторяющейся логической мистификации. Гипостазируя абстракции и превращая их в самостоятельные сущности, они становятся заложниками гегелевской спекулятивной диалектики. Подчиняясь логике иллюзорного сознания, немецкие идеологи изолируют мыслительные абстракции от эмпирического опыта и выдают их за субстанциональные основания, порождающие реальность. Гипостазируя результаты абстрагирования, они превращают полученные абстракции, такие, например, как «воля», «доброта» и т. д., в самостоятельные сущности, не зависящие от того опыта, который лежит в основе мышления, и тех социальных условий, в которых протекал процесс мышления. В результате подобных логических спекуляций, – полагали авторы «Немецкой идеологии», – немецкие интеллектуалы получают «господскую волю», «всеобщее благо» и т. д., «которые различным образом видоизменяются в различные эпохи и обладают в своих творениях и законах собственной самостоятельной историей. Благодаря этому политическая и гражданская история идеологически превращается в историю господства следующих друг за другом законов…»[61]. В своих теоретических построениях немецкие идеологи – вслед за Гегелем – бессознательно воспроизводят ситуацию отчуждения и соответствующие этой ситуации искажения диалектического метода и понимания исторического процесса.

Г. В. Ф. Гегель формулирует принципиальное положение о том, что человеческое действие имеет прямое отношение к становлению всеобщего самосознания, всемирная история не может осуществляться «без того, чтобы действующие индивидуумы не получили удовлетворение»[62]. Мировой дух использует страсти и желания людей, чтобы проделать работу чистого самосознания. Однако в конечном итоге философская система немецкого мыслителя «запирает» реальную историю «между объектом и субъектом», «между сознанием и самосознанием». Все реальные противоположности исторического процесса становятся лишь видимостями спекулятивных противоположностей.

Способ рассмотрения истории, из которого вслед за Г. В. Ф. Гегелем извлекают свои логические конструкции все немецкие идеологи, «исходит из сознания, как если бы оно было живым индивидом»[63]. В этом обезличенном сознании идеологи находят абстрактные схемы, в которые они загоняют живых индивидов и их реальную историю. К. Маркс и Ф. Энгельс в новом, соответствующем действительной жизни взгляде на историю исходят из самих действительных живых индивидов и рассматривают сознание только как их сознание[64]. Критика буржуазной политической экономии и материалистическое понимание истории становятся той основой, исходя из которой К. Маркс и Ф. Энгельс выстраивают свои представления о генезисе человеческого сознания.

В «Немецкой идеологии» и ряде других работ К. Маркс и Ф. Энгельс имеют дело с иллюзорным сознанием, возникшим на немецкой почве. Они упрекают немецких интеллектуалов прежде всего за некритическое отношение к «гегелевской философии вообще и диалектике в частности»[65]. Абсолютная порабощенность спекулятивным мышлением составляла национальную особенность немецких идеологов, она не оставляла им ни малейшей возможности сознательно отнестись к своему социальному положению и занять определенную политическую позицию.