А этот какой-то прям весь из себя грозный и с ходу огорошивающий своей эрудированностью.

«Катрены не пишете? – спрашивает он сурово и продолжает допрос, даже не дав мне ответить. – Почему?»

Надо же – лукраедка, а знает такие слова! Или моего досье начитался?

– Отчего ж не писать? Пишу на заказ, тысяча евро – строчка.

Но он, похоже, не слышит меня.

«Учи́тесь! У нас так: кто не умеет – тот учится!»

У нас – это где? А где у нас умеют и любят допрашивать? Да ещё и поучать при этом? Славное, должно быть, местечко.

– А кто не учится – тот не ест. Поэтому я и хотел бы поучиться у вас. Сие возможно?

«Да что ж – учитесь, я не жадный», – хмыкает он – и сразу становится не таким уж и грозным.

А я могу его в ответ научить хокку писать – я ведь ещё тот хоккуист. Но пора звать помощников. Крокодайло, как обычно, не дозовёшься. Ник-Сон! Как будто мысли мои читаешь. Молодец, благодарность в личное дело!

Скажи-ка нам, Ник-Сон, любимец чертей, что станется с сим лукраедкой? Спасибо, мы так и чувствовали: ему идти от победы к победе!

Яркий тип этот Ник-Сон – в пунцово-пурпурной рубашоночке: любит одеваться как попугай.

Старые связи вдохновляют на новые прорицания

Утром опять позабыл отправить в эфир свою страшную, но вдохновляющую клятву-проклятие, ладно хоть сейчас вспомнил. Итак, что бы ещё придумать такого – впечатляюще антигуманного… лукраедки должны быть… засушены и наколоты на булавки, а потом под стекло засунуты и бетоном залиты, десятиметровым слоем бетона марки М1000, чтоб не прогрызть было!

К концу смены, несмотря на клятву, я ощущаю упадок сил, упадок духа и, более того, упадок веры в свои прогностические сверхспособности. И откуда мне прикажете черпать силы? А зачерпну-ка я их из своих подопечных: я их даром, что ли, подпитывал с детских лет?

Все ко мне! Разобраться по росту! Равняйсь на меня, смирно, вольно!

Вот они мои четыре молодца – все как на подбор, один другого круче!

Правофланговая Канадская Советская Социалистическая Республика (КССР сокращённо) присутствует в виде карты светло-зелёного цвета с городами, надписанными готическим шрифтом. В районе озера Виннипег у неё расположен рот, на месте Большого Невольничьего озера и Гудзонова залива – глаза – соответственно, маленький правый и большой левый. Вблизи островов Королевы Шарлотты прячется её правое ухо, под Ньюфаундлендом схоронено левое. Она всегда является на мой зов, отчеканив: «Йес, сэр!», – протрубив свой знаменитый гимн: «Оле́! Оле́! Оле́! Оле́! Канада! Во мгле!» – и вырубив в целях экономии электричество от Гренландии до Аляски, поэтому лишний раз я стараюсь её не дёргать.

Польская Милиция тоже выглядит грозно: бело-красный – под цвет флага – силуэт человека в форме, в фуражке и с автоматом. Человек в форме, как и польский орёл с герба, обращён влево, к Западу – но это, как я подозреваю, лишь экспортный вариант моего помощника, клон для внешнего, так сказать, употребления. Настоящая Польская Милиция обращена, конечно же, на Восток и чуть-чуть вовнутрь.

Главное в портрете Крокодайло – это огромный лоб, незаметно переходящий в лысину, но сзади он почти уравновешивается длинными слипшимися волосами. Лоб оттягивает внимание даже от внушительного носа героя с вывернутыми наружу ноздрями.

С Крокодайло приятно потрепаться, хоть у него и неважная дикция – зато картавит как настоящий вождь, – однако он очень тяжёл на подъём, особенно для вождя. Но главное достоинство Крокодайло – патриотизм. Крокодайло – патриот от мозговых извилин до мозолей на пятках: он не раз при мне хвастался, что даже носки у него – отечественного производства. На что этот язва Ник-Сон не преминул заметить, что производства-то они, может, и отечественного, но сделаны на буржуйских станках и из буржуйской ткани, да ещё и покрашены буржуйским красителем, а «патриот» и «идиот» вовсе не случайно так хорошо рифмуются – как минимум в некоторых, особо запущенных случаях.