Женщина заплакала. За дверью послышался град ударов: убийцы пытались взломать дверь. Однако поставленные опоры удерживали ее. Борн помог женщине встать с пола. Она снова пыталась убежать от него, но ему удалось удержать ее. Он с силой сжал ее локоть, и она вскрикнула от резкой боли. Дыхание ее стало еще более учащенным. Она находилась на грани истерики.

Вскоре они добрались до бетонной лестницы, ведущей вниз, к двум металлическим дверям, освещенным сверху электролампой, забранной металлической решеткой. Это был грузовой подвал, а за его дверями располагалась стоянка автомашин.

– Слушайте меня, – зловеще проговорил он, – вы хотите, чтобы я вас отпустил?

– О, боже мой, конечно, хочу! Пожалуйста…

– Тогда делайте то, что я вам скажу. Сейчас мы спустимся вниз и выйдем через двери грузового подвала, как обыкновенные служащие после рабочего дня. Вы должны идти совершенно свободно, поддерживая меня под руку. Мы будем непринужденно разговаривать, чтобы со стороны было видно, что мы обсуждаем случившееся за день и не обращаем ни на кого внимания. Вы можете это сделать?

– Нет ничего приятнее этого из всех событий, происшедших со мной за последние пятнадцать минут, – ответила она с монотонной покорностью. – Моя рука… мое плечо… Я боюсь, что оно сломано. Не могу им даже шевельнуть.

– Обычный нервный стресс. Он скоро пройдет, и все будет великолепно.

– Вы отвратительное животное!

– Я хочу жить, – признался Борн. – Пойдемте. Помните, что я вам сказал. Когда я открою дверь, вы должны улыбаться и смотреть на меня. Немного откиньте голову и смейтесь.

– Это будет самое трудное из всего, что мне когда-либо приходилось делать.

– Это легче, чем умереть…

Мари Сен-Жак положила свою поврежденную руку на его руку, и они пошли вниз, к выходной двери. Борн открыл ее, и они оказались на дороге, ведущей к выездному пути. Его рука сжимала револьвер, который он не вынимал из кармана.

Женщина в точности выполнила все его указания. Эффект был ужасным. Когда они спускались вниз, черты ее испуганного лица, повернутого к нему, резко выделялись при свете фонарей, ее губы дрожали, а широко открытые глаза были как два неподвижных темных пятна, потерявших начальный блеск. Он видел ее лицо, похожее на каменную маску, обрамленную рыжеватыми волосами, которые волнами рассыпались по плечам, слегка отбрасываемые назад ночным ветром, единственным живым существом среди этой ужасающей картины.

С ее губ слетал принужденный смех. Вены на шее были напряжены, она была на грани обморока.

Легкий стук донесся до его слуха. Металл о металл… Это послышалось справа, из одного из стоящих здесь автомобилей. Где? В каком ряду? Борн внимательно смотрел по сторонам, пытаясь разглядеть окна стоящих машин. Ничего…

Что это? Это было очень слабым, едва заметным… таким неожиданным и странным. Крошечный красный кружок, бесконечно слабое свечение. Оно двигалось, отслеживая их движение. Красноватый… слабый… «свет»? Внезапно, откуда-то из глубин забытого прошлого, возникла картина, где отчетливо было видно перекрестье окуляра и яркая вспышка, слепящая глаза. Его «глаза» смотрели через пару тонких пересекающихся линий! Оптический прицел! Инфракрасный оптический прицел винтовки! Как его преследователи узнали? На этот вопрос имелись тысячи ответов. В банке была использована портативная радиостанция, к ее помощи могли прибегнуть и сейчас.

Борн был одет в пальто, его компаньонка в одном шелковом платье, а ночь была прохладной. Никакая женщина не выйдет на улицу в таком виде! Он наклонился вперед, увлекая Мари Сен-Жак за собой, стараясь согнуть ее, заставить делать резкие движения вбок. Приглушенные щелчки выстрелов превратились в бурное стаккато, асфальт и бетон фонтанчиками взлетали вокруг них.