– Тут его отец родился, – сказала она у порога, кивая головой на мужа.

А покойный старик был нерядовой человек, памятный в истории своего края.

Мы вошли.

Просторная комната с тщательно завешанными окнами была почти пуста, как это бывает в хорошо содержимых детских. На столе висел в металлическом киоте и в золоченой ризе Казанский образ Богоматери, перед ней светился через синее стекло лампадки нежный огонек.

– Этой иконой моего отца на свадьбу благословляли, – сказал тихо хозяин.

Посреди комнаты стояла колыбель с раскинутыми в стороны кисейными занавесками. В ней лежал спящий младенец, сладко чмокая губами.

Казалось, что лик старой иконы доставал своими благостными очами эту колыбель и осенял своей силой новое человеческое существование.

И эта икона какими-то узами связывала деда и внука, прошлое и будущее…

Вот та здоровая, естественная обстановка, которой от рождения окружен ребенок христианских родителей.

А сколько трогательной поэзии в том, что молодая мать учит ребенка складывать пальчики руки в первое крестное знамение, учит его лепетать среди первых слов, которые он начинает произносить, великое имя «Бог».

Жалко того ребенка, которого мать не учила молиться, и жалко ту мать, которая предоставила эту заветную обязанность другим.

Замечательно, что дети совершенно не сомневаются в существовании Бога. Их еле мерцающее сознание тем не менее как-то способно охватить идею Божества.

Слова Спасителя: «Утаил еси сия от премудрых и разумных, и открыл еси та младенцам» – открывают законное поле для весьма важных догадок.

Младенческая душа, начав рано свою религиозную жизнь, может еще в младенческом возрасте пойти очень далеко в религиозном своем развитии. Она может созерцать те тайны, в созерцание которых погружены, например, знаменитые два херувима на картине «Сикстинская Мадонна» Рафаэля, что Рафаэль поставил как бы на границе двух миров.

Были случаи в годы гонений, когда грудные дети рвались сами на те пытки за Христа, которым подвергали их родителей, и являлись, таким образом, сознательными исповедниками и мучениками.

Кому приходилось наблюдать за выражением лица у младенцев, когда их только что приобщили, тот мог уловить на этих, в общем, мало выразительных лицах какую-то особую печать святой непорочности, радости и созерцания…

И вот то, что душа чувствует сама собой, к чему она сама поворачивается, как подсолнечник к солнцу, – все это надо в детях укреплять, развивать, углублять.

С самого раннего нежного возраста детей нужно возможно чаще, хоть всякую неделю, приобщать. Как прививать дичку ветку благородного дерева, так ничем лучше нельзя сделать душу гроздью на Христовой лозе, как возможно частым ее погружением за трапезой Христовой в святыню Христову.

Известный в Петербурге духовник и проповедник, почивший протоиерей отец Алексей Петрович Колоколов, рассказывал, как одна его духовная дочь была выдана за богатого титулованного человека, который обнаруживал признаки душевной болезни. Доктора боялись, что дети выйдут ненормальные.

Со своей стороны отец Алексей предложил то, что было в его руках, – средство духовное. Он советовал матери возможно чаще с первых же месяцев рождения приобщать тех трех мальчиков, которые у нее были от этого брака. И все они вышли вполне здоровыми и естественными людьми.

Детскому возрасту, конечно, непонятны разные догматические тонкости, которые им совершенно излишне и объяснять. Но в детях надо внедрять живое чувство к Богу – чувство, что есть высшее, всемогущее, прекраснейшее Существо, Которому все открыто, Которое всегда готово выслушать человека и откликнуться ему.