Наш капитан-ротный – заметный мужик. Здоров, подтянут, громогласен, лыс. Подавляет одним своим видом.

Лейтенант – командир нашего взвода – напротив, молод, тих, высок, худ, бледен. Но, если верить слухам, он ударом кулака разбивает два кирпича, а ударом ноги потрошит боксерский насыпной мешок. Говорят, что по прибытии кто-то из сержантов стал с ним пререкаться, и этот двадцатипятилетний парнишка несильным, вроде бы, шлепком отбросил верзилу-сержанта на пару метров.

Очень много негласных правил и неписаных обычаев. Узнаю их постепенно, никто ничего не говорит, не объясняет. Поэтому, порой, оказываешься в дураках.

Буквально вчера, перед тем как лечь спать, я перестелил постельное белье, протряс его. А утром Гнутый, ухмыляясь, сказал, что белой тряпкой в казарме не машут. Примета плохая.

Гнутый мне нравится. Он поляк по национальности. Часто юморит с серьезным видом. Неглуп. Постоянно возится со своим хотом…

Надоело валять дурака!

Зачем мы здесь? Бетон подметать? Сейчас экстерры где-то кого-то жрут, а мы тут… дурью маемся.

Июль не скоро.

В казарме было тихо. До отбоя оставалась еще почти минута, а большая часть бойцов уже спала. День выдался тяжелый – подъем на полчаса раньше, пробежка в противогазах, потом сразу строевой смотр, а после обеда до самой ночи – тяжелая работа в ангарах вместе с промасленными измученными механиками.

Павел уже практически заснул, когда его тронули за плечо:

– Эй, Писатель… Не спишь?

– Уже нет, – Павел открыл глаза и приподнялся на локте. – Что надо?

– Разговор есть, – негромко сказал Рыжий.

– Серьезный разговор, – кивнул Цеце.

Павел внимательно оглядел двух своих собеседников, в данный момент очень похожих на заговорщиков, пожал плечами, сказал осторожно:

– Я слушаю.

– Ты у нас один молодой… – сказал Рыжий. – Выбирать нам не из чего…

– Что делать… – чуть развел руками Цеце.

– О чем это вы? – спросил Павел, наморщив лоб.

Они разговаривали вполголоса, чтобы не мешать спящим.

– Отбой! – донесся из-за двери голос дежурного, и свет в казарме померк.

– Ты драться умеешь? – спросил Цеце, немного помолчав.

– Ну, рукопашный бой? Бокс? Каратэ? Кун-фу, может быть? – перечислил Рыжий, с надеждой заглядывая Павлу в глаза.

– А-а… – Павел зевнул, разом потеряв интерес к разговору. – Вы все о том же… Я не люблю драться.

Цеце чертыхнулся, потер кулаком переносицу:

– Драться придется.

– Зачем?

– Таковы правила, – ответил Рыжий.

– С кем?

– С молодыми из других взводов.

– Но зачем?

– Традиция, – вздохнул Цеце, оценивающе разглядывая Павла и покачивая головой.

– А если я не буду?

– Так нельзя.

– Почему?

– Потому что ты весь взвод опозоришь. А тебе с нами со всеми еще воевать, – в голосе Цеце не было угрозы – только констатация.

– Ну, если надо, – Павел, решив, что разговор окончен, взбил кулаками подушку, – значит попробую.

– Ты погоди, – придержал его за руку Рыжий.

– Выспаться ты успеешь… – Цеце огляделся, зашептал еще тише. – Ты скажи, тебе активацию делали?

– Нет еще.

– Плохо! – Рыжий раздосадовано потер переносицу. – И где только тебя готовили? Сейчас же всех рекрутов сразу прививают!

– Нам не кололи, – Павел зевнул, на этот раз нарочито широко, долго, демонстративно.

– Слушай, – совсем тихо зашептал Цеце, подавшись к Павлу. – Вот, значит, какое дело. Есть у меня пара чудо-таблеток. Одну ты выпьешь сейчас, а другую перед самым боем. Смекаешь?

– Зачем? – Павел продолжал изображать унылое непонимание.

– Вот заладил! – Цеце ругнулся. – Таблетки – первый сорт. Для себя доставал. Через проверенных людей. Съешь – и ни боли, ни страха. Сразу сильнее станешь, выносливей. И быстрей. Я на себе пробовал – такая вещь!