Во рту пересыхает от предвкушения. Может, эти цифры обозначают главу и стих? А какое послание? От Матфея, Марка или…

В кабинете пронзительно звенит телефон. На ватных ногах подхожу и снимаю трубку.

– Римская, так и думал, что ты здесь, – произносит в динамик Змей. – Рапорт подпиши, я на столе оставил. Уезжай в Сочи. Твой муж тебя еще не порадовал?

– Н-нет… А должен?

– Я похлопотал, его возьмут на хорошее место. Подписывай и вали отсюда.

– И вы не будете меня уговаривать завершить расследование?

– Нет. Мне жалко на тебя смотреть, Римская. Нашла его и сама не рада… А нужно сложить дважды два, сделать выводы и…

– Сложить? Так вы сказали?

Господи, все бумаги пронумерованы. Причем, не по порядку. То есть, на месте убийства Степана Астахова – парня Лидии Красновой, обнаружили листок с нумерацией 4, на месте обнаружения тела Вячеслава Шеина, которого оправдали в суде за наезд на Марину Ястребову, листок с цифрой 2. Как это понимать? Где первый листок? На сегодняшних листках стоят совсем другие цифры – 7,8,9. Хоть какая-то логика… Значит, мы чего-то не знаем… Есть другие убийства или они планируются. Когда листков с нумерацией будет полный комплект, можно сопоставить цифры. Сложить цифры из первого и второго листков и уже тогда пытаться расшифровать послание. Зачем же так сложно, черт? Голова взрывается. Я должна перелопатить все материлы дела, где были найдены шифры Бейла. Посмотреть, в каком году и месяце совершалось преступление. Есть ли в этом какой-то смысл?

За окном ночь. Бросаю взгляд на часы и вызываю такси. Странно, что Вершинин не позвонил. Наверное, решил не беспокоить меня? Накормил Женечку и уложил спать? Хороший у меня муж, добрый, нелюбимый…

Вхожу в прихожую на цыпочках. Доминик встречает меня громким урчанием. Трется о колени и просит ласку. Сбрасываю одежду, обувь и бреду в душ. Только сейчас понимаю, как смертельно устала. Зажмуриваюсь, позволяя тёплым струям воды смыть усталость и этот проклятый день… А потом вздрагиваю, почувствовав руки мужа на плечах. И его желание, упирающееся в бедро.

– Тшшш, – шепчет он, легко целуя меня в шею. – Тебе надо расслабиться.

– Виталик, а… Я испугалась. Не надо так больше.

– Я был уверен, что ты слышала… Агата, я так скучал. Я люблю тебя… Люблю, милая.

– А Женечка, она… – блею, наблюдая за Вершининым.

Он возбуждён до предела. Зрачки расширены, руки дрожат. Он не целует меня в губы… Знает, что не отвечу. Становится на колени и отводит мою ногу в сторону. Ласкает меня там… А я плачу. Бесшумно, надрывно. И кричу беззвучно, потому что не понимаю, как поступить  со своей гребаной жизнью. Вспоминаю, как меня сегодня касался Сергей… Украдкой, не специально… И как его запах касался ноздрей, щекотал рецепторы, пробуждая воспоминания… Не могу его забыть… Поэтому завтра подпишу рапорт и уеду. Попробую сбежать от себя.

У Вершинина ангельское терпение. Другой бы развернул меня к себе спиной и взял то, что принадлежит по праву. Но он добивается того, чтобы я кончила. Вцепилась в его плечи и кричала, захлебываясь собственными слезами и чувством вины…

– Так-то лучше, – шепчет удовлетворенно, поднимаясь с колен. – Подписала рапорт? – спрашивает, находясь уже во мне.

– Да, – лгу я.

Завтра подпишу… И все кончится… Город, Бейл и расследование.

Агата.

– Римская, ты с шести утра здесь? – осоловело протягивает Мышкин, входя в кабинет.

За окном занимается рассвет… Скоро настанет лето. В воздухе будут кружиться тонкие блестящие паутинки и пахнуть ночные фиалки… К тому времени я буду далеко отсюда. Водить Женю на гимнастику и гулять по морскому берегу.