– Полковник КГБ, мой дружок, с товарищами поехал летом того года на Медведицу порыбачить. Взяли служебную машину уазик, спиннинги, удочки, сетки, раколовки. Ну и, как полагается, водки. Местные их встретили хорошо. На бережке белый песочек. Разложились. Вечером шашлык, бухнули, как положено. Хер ли там! Отдыхать так отдыхать. Но! Но не нажрались. Не пьянствовать же приехали? Утром на рыбалку рано вставать. Утречком засветло их егерь поднял, и на лодочке пошли на утренний клев. Темно было еще. Так вот. Полковник и рассказывает. Только, мол, встали, сети бросили, удочки закинули, глядят – вроде как свет в одной стороне над лесом. И тишина. На машину или самолет не похоже. Рассвет только-только намечается. Сначала внимания особо никто не обращал. А оно, значит, как белое зарево поднимается, ближе и ближе. И вот сидим мы в лодке – человек пять, говорит, было, – смотрим: вылетает такая дура здоровая, как сигара, светится вся, а снизу из нее луч бьет. Блин, говорит, струхнули мы тогда. Встала над нами и лучом в нас уперлась. Белый свет. Ярче солнца. Светло как днем. Мы пересрали, не помню, говорит, кто там первый вскочил и заорал, но за ним в лодке все повыскакивали – машем руками и орем: «У нас рыбы нет, сетей нет. Туристы! Тут рыбы нет». А хер его знает, кто это прилетел? Может, из Москвы по приказу сверху какая-нибудь военная контрразведка прилетела и браконьеров ловит – первое, что пришло тогда в голову. Хреновина эта постояла-постояла, лучом посветила. Потом чик – луч пропал, и она вмиг улетела. Мы, кто в чем был, все оставили в речке: сети, удочки. Бегом в уазик. Палатки, одежу, все манатки закидали и ноги в руки – валить оттуда.

Когда он рассказывал, я ему около виска пальцем крутил: «Ты че, сбрендил?» А он: «Это ты сбрендил. Может, если бы белочка с бодуна была или я один там был. Нас там пятеро было тогда. Докладывать начальству – доложил. Записку написал служебную в Москву. Но ни ответа, ни привета на то не пришло».

Генерал Троянов затушил бычок в стеклянной пепельнице, почесал бритый затылок и наставительно добавил:

– Так-то! Сам тогда смеялся, а потом в оцеплении чуть уху не съел. А ты говоришь! Не бывает! Бывает! У нас в России, мать ее, все бывает. Ладно. Давай к нашим делам. Че мне у прокуратуры просить-то?

Однажды ноябрьским вечером я шел по одной из оживленных улиц Волгограда. Поздняя осень, темнеет рано. Автомобили включили ближний свет, уличные фонари слабой охрой раскрасили асфальт дороги, уже почти прозрачные тополя и нижние этажи домов, уходящих в запыленное пергаментное небо. У меня запланирована встреча с друзьями в местном бюджетном ресторане с зоологическим названием «Крокодил». Над карнизом заведения, естественно, висит барельеф огромной оскалившейся зеленой пластмассовой рептилии на фоне таких же зеленых агрессивных пальм. Неподалеку, почти напротив перекрестка, замечаю молодого лейтенанта ДПС с полосатым жезлом в одной руке и радаром для измерения скорости в другой. Иногда он прицеливается им, словно пистолетом, в поток машин, замирает для невидимого выстрела, выбирая жертву, потом рассматривает показания и снова поднимает радар. Ничего необычного. Выполняет свою работу, может быть, также и себе на жизнь зарабатывает – будничное дело.

Когда до входа в ресторан мне остается с десяток шагов, вижу, как по дороге, с грохотом обгоняя поток машин, проносится «копейка» (автомобиль «Жигули» первой модели) белого цвета. Точнее сказать, что цвет определить сложно, автомобиль кое-где покрашен белым, но местами видно розовую грунтовку или зеленые пятна непонятного происхождения, все стекла тонированы черной пленкой. Слышу пронзительно дребезжащий классический милицейский свисток и останавливаюсь, чтобы посмотреть, как пойдет расправа с нарушителем. Вместе с тем меня разбирает любопытство – кто же передвигается на подобных гробах. «Копейка» изо всех сил скрипит и дребезжит тормозами, но не может остановиться, прокатываясь еще метров сто. Затем, словно по команде, четыре двери убитой машины моментально распахиваются, и оттуда бодрым попкорном выпрыгивают три высоких молодых паренька. Ни секунды не раздумывая, они продолжают идти пешком в том же направлении, куда до этого ехали.