Он не продолжил. Умолк, вглядываясь в пейзаж и делая вид, что его ничего не волнует. Вот только я прекрасно его знала и видела, как едва заметно кривятся губы. Как он хмурит брови и сжимает пальцы, пытаясь совладать с чувствами. Негативными чувствами, от которых даже мне становилось, откровенно говоря, нехорошо.

Шеф повернул голову и посмотрел в мои глаза. Пристально, будто собирался отслеживать любую эмоцию, что в них проскользнёт.

— Ты когда-нибудь любила, Марина? — задал он короткий вопрос, от которого моё сердце оборвало стройный ритм.

Каких-то пять слов, а я закостенела от ужаса и горечи, что плеснула в душу кипящей лавой. Не нашла слов для ответа, потому что не знала, что он хотел услышать. Да и… больно было отвечать.

Сглотнула вязкую слюну и потёрла запястье, чтобы немного отвлечься от ситуации.

Секунды тянулись, а Поклонский всё ждал. Я чувствовала, как его требовательный взгляд скользит по моему лицу, но упорно давала понять, что эта не та тема, которую мне хотелось бы с ним обсуждать.

— Почему ты молчишь? — уже более настойчиво.

— Потому что у меня на это не было времени, — глухо ответила я, не поворачивая головы. — Слишком была занята вами последние восемь лет.

И он снова хмыкнул, на этот раз оставив меня в покое.

— Мой отец влюбился, ещё будучи школьником. Влюбился так, что спустя многие годы готов был бросить жену и сына ради той, которая этого не заслуживала.

Я удивлённо посмотрела на шефа, пытаясь понять смысл данного разговора.

— А мать догадывалась, но никак не могла уличить его в измене. Надеялась, что это только её домыслы. Что совершенно зря беспокоится, но… — Поклонский невесело улыбнулся. — В один прекрасный день всё стало очевидным. Тогда жизнь нашей семьи пошла под откос. Мать остервенела, а отец стал ещё реже появляться дома… пока не понял, что от его семьи зависит бизнес.

Я облизала губы и отвернулась, вспоминая что говорил Карпов. Сердце пропускало удары, а следующие слова, которые я смогла вытолкнуть, заставили съёжиться душу, ожидая ответа.

— Думаете, моя мать была настолько пропащей, что стала его любовницей?

Шеф стремительно повернулся и буквально впился в меня взглядом. А я застыла, боясь следующих секунд, что тянулись густой смолой, пока Поклонский молчал.

Я знала, что он скажет. Знала, но всё равно не собиралась в это верить. Не смогла бы опорочить память о маме. О моей мамочке, что заботливо укладывала нас с девочками спать, рассказывая сказки о принцессах и драконах. О мамочке, которая каждое утро любовно собирала нас в школу. О мамочке, которая тысячи раз говорила, как сильно нас любит.

Но я всё равно ждала, что скажет мой босс…

— Говорят, яблоко от яблони недалеко падает. — Поклонский снова хмыкнул, продолжая изучать мой профиль тяжёлым пристальным взглядом. — Моя мать была педантична. Любовь к порядку, видимо, передалась мне по наследству. В усиленной форме.

Я повернулась, потеряв нить разговора. Посмотрела на него непонимающе.

— Что вы имеете в виду?

Его губы растянулись в усмешке, которую я никогда не любила. И которой всегда боялась.

Шеф поднялся с лавки, размяв шею.

— Я хорошо знал женщину, родившую тебя. Но постоянно забываю об этом. — И он двинулся вдоль перил вниз по тропе, совершенно позабыв о том, что позади осталась оторопевшая из-за его признания я.

Я резко подорвалась с места и в несколько шагов нагнала его, вцепилась пальцами в подол дорогой футболки и остановила. Кровь стучала в ушах, а в груди горело огнём. Хотелось его чем-нибудь придушить, но на холёной шее в этот раз не было галстука. А так бы не удержалась, ей-богу!