– Так, я Вас сразу предупреждаю, чтобы Вы не пытались наладить межкамерную связь! – сказал тот парню, видимо увидев по камере видеонаблюдения, что тот делает из листков подобие удочки. Изъять их сотрудник не мог, потому что это были материалы дела, не подлежащие изъятию, да и парень пока еще не успел скрепить эти листы.

Когда сотрудник ушел, парень все-таки обещал, что будет держать дорогу. К чему был этот приход сотрудника? То ли они просто проверяли парня, как он подчиняется приказам, чтобы знать в какую камеру его отправить. То ли рассчитывали, что он пока еще «не попал под дурное влияние» и можно подавить его волю к неповиновению.

Через некоторое время за нами зашли сотрудники, я собрал пожитки, свернул матрас и пошел вместе со всеми. Мы поднялись по лестнице на этаж выше и стояли возле закрытой двери. Пока мы ждали к нам подошли знакомые люди. Белорус, днровец, еще несколько человек, с частью из которых были знакомы мои сокамерники. Всех их также поднимали в камеры. Постепенно нас поднимали все выше и выше, и с каждым этажом от нашей группы оставалось все меньше и меньше. Было немного тяжело расставаться с теми с кем сдружился, но тюрьма это то место где нельзя привыкать к людям.

Наконец нас довели до последнего этажа, если не считать этаж с прогулочными двориками. От изначальной группы почти никого не осталось. И вот меня провели на этаж, раскрыли двери одной из камер.

– Какие у Вас статьи? – спросил сотрудник у заключенных.

– 105-ая «Убийство». – ответил один из сидевших.

Я зашел в камеру. Так начался новый этап. Всего в карантине «Водника» я провел восемь дней.

Личность каждого тесно связана с Отечеством:

Любим его, ибо любим себя

Н. М. Карамзин, российский историк и литератор

Как и учил меня белорус, я поздоровался, спросил, «людская ли камера?» (то есть сидят ли здесь порядочные арестанты или «шерсть»), кто смотрящий. Узнав, что попал я в людскую камеру и кто смотрящий, я спросил, где свободная кровать. С этим меня попросили подождать и пока отложить вещи в сторону. В камере, как и на карантине, была отдельная туалетная комнат, меня отвел туда молодой, накаченный парень по имени Саня. С первых минут меня встретили достаточно радушно, здоровались, представлялись. В туалете сидели двое, один косоглазый, коротко стриженный здоровяк – Виталя, на унитазе сидел темноволосый молодой парень, назвавшийся Никитой.

– Никита у нас грустный, не обращай внимания. – сказал Саня.

Вид у этого Никиты действительно был недовольный.

В туалете было накурено, довольно тесно вчетвером. Саня добродушно, но серьезно, начал расспрашивать меня.

– Ну давай, рассказывай, что за беда?

– 282, экстремизм. У нас была организация, проводили митинги, шествия, выступали против власти. Сам не стучал, заявлений ни на кого не писал. – рассказал я по алгоритму белоруса.

Саня выслушал меня и коротко описал, что да как.

– Ну смотри, первые три дня ты гость, к тебе никаких вопросов, никаких предъяв. Будем присматриваться к тебе. Отдыхай, пей чай, смотри телевизор. Если через три дня все будет нормально, то вольешься в коллектив. Стабильности тут сразу говорю, нет никакой. Я тут пять месяцев, но в любой момент могут перекинуть. Больше всех здесь смотрящий Джонни, уже восемь месяцев.

После инструктажа мы вышли из туалета. Свои сумки с вещами стал размещать под одну из кроватей, это было непросто из-за обилия чужих вещей. Я стал предлагать продукты, которые остались после передачки, на что мне сказали подождать. Поначалу я думал, что как на карантине все сразу схватятся за еду. Но оказалось по-другому. Люди сидели уже приличное время, еда у них в запасе, конечно же, была. Свою сумку с едой мне сказали поставить в специальный угол, где уже стояла куча пакетов с продуктами.       Один из заключенных покопался в пакете, разбирая вещи, чтобы часть оставить в пакете, а часть убрать в холодильник.