За годы Великой французской революции «цивилизация изменила лицо – вместо графов, баронов, князей и султанов, представлявших ее до сих пор, возникло общество инженеров, плотников, бондарей, банкиров, торговцев, художников и т.д., объединенных законами разума и нравственности. Любая утопия основана на соотнесении реальности с метафизическим горизонтом, и горизонт меняется. Современники писали о трактате Леду как „разновидности архитектурной энциклопедии“, вероятно куда лучше ощущая связь с Энциклопедией, чем мы сегодня. Я думаю, что метафизический горизонт Леду – это пространство Энциклопедии, мир науки и разума» (Там же).

Примечательно, на мой взгляд, мнение архитектурного критика об истоках очарования «говорящей архитектуры»: «Леду пытается найти правильные архитектурные „слова“ для бондаря, финансиста, христианской любви, школы и с их помощью улучшить реальность. Понятно, что опоры для этого могут находиться в Энциклопедии, в рациональном мире Просвещения. Но мне кажется очевидным, что в основе это не научная и не рациональная практика. Нельзя научно доказать, что какое-то слово является истинным, а его синоним ложным, но можно быть убежденным в этом самому и убеждать других. Это очень древняя традиция магии истинных слов – если ты назовешь истинным именем вещь, человека или духа, они будут тебе подчиняться. Архитектор становится Ономатетом (создатель имен, так называли такого мага пифагорейцы), он создает имена не для того, чтобы его поняли, но для того, чтобы жили в соответствии с данными им именами» (Там же).

Впрочем, тогда, чтобы не надорваться, Ономатет, вынужден, скорее всего, соскальзывать в мир утопий, пространство архитектурных небылиц. Но тут-то, похоже, истончению возможной снисходительности к «детским сказочкам на ночь» поспособствует проницательное пушкинское «Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок»: «Начиная с эпохи революции, методология поиска истинных архитектурных слов с помощью энциклопедий, где есть про науку, нравственность, социологию, политологию и про историю тоже, стала основой академического архитектурного образования (не „из-под руки“ мастера, а в вузе с лекциями). Среди архитекторов принято считать, что это профессия изначально утопическая, она создает идеал жизни, которого в жизни пока нет. Это не всегда так было, но так стало, начиная с эпохи революции – архитектор не просто рисует идеал, но предполагает с его помощью преображать мир. С тех пор изготовление утопий стало учебным упражнением и было поставлено на поток – их создано тысячи. В списке домов, которые спроектировал Леду, к сожалению, отсутствует дом архитектора. Это должна была бы быть утопия» (Там же).

Неожиданно (даже для меня самого) в этой части книги вдруг продолжился разговор о пластичной взаимосвязи слова и архитектуры. И вот почему.

В 2019 году исторический портал «Русская семерка» опубликовал список 47-ми самых влиятельных (на взгляд экспертов) книг конца XIX – ХХ века. Среди них такие знаменитые, как:

– «Толкование сновидений» (1900) Зигмунда Фрейда, где впервые разъясняется стержневое для психоанализа понятие бессознательного.

– «Общая теория занятости, процента и денег» (1936) Джона Кейнса, которая вошла в число великих книг западной цивилизации по версии Энциклопедии «Британника» и где впервые было объяснено, почему и зачем государство должно вмешиваться в экономику.

– «Структура научных революций» (1962) Томаса Куна. В этой книге автор вводит понятие научной парадигмы, смена которой приводит к научной революции. Этот труд совершил настоящий переворот в изучении феномена науки.