Небольшое отступление. Попытаемся мгновенно назвать три слова, с которым ассоциируется понятие «Север». У меня получилось: «Чукотка» и «Новая Земля» а потом довеском – «Аляска» (пусть и не наша уже полтора столетия). Для шутки, наверное, в эту троицу отчего-то норовил втиснуться «арбуз», но безуспешно… Между тем, для реалий Валаама, находящегося на одной параллели с Аляской, большой ягодный плод с красной мякотью в пригоршне «северных» синонимов инородным телом не смотрится: за более чем тысячелетнюю историю монастыря трудолюбивые монахи привили около 50 видов сортов растений из разных частей света, и вполне себе успешно в северном климате выращивают и виноград, и арбузы.

Если задуматься, дело, похоже, не в уникальных для здешней почти гиперборейской среды бахчевых изысках, а в мощи преодоления, запредельной духовной энергетике, направляющей монашескую братию на решение возможно невыполнимой для иных задачи – сотворение Валаама как православного воплощения Небесного Иерусалима.

Поражает дотошность, с которой на острове воссоздается топография Святой Земли: «Храм Воскресения располагается на горе Сионской (ранее Никоновской), по библейскому сюжету здесь Христос вкушал Пасхальную трапезу со своими учениками. Далее, спускаясь с Сиона к горе Елеон (где Христос вознесся во плоти на 40-й день после Распятия и Воскресения), нужно перейти Кедронский поток, на Валааме – это дренажная канава, прорытая в низине между Никоновским озером и Ладогой. Здесь раскинулась Гефсимания – место, где Христос возносил свои молитвы к Отцу. В реалиях валаамской жизни это прекрасный сад; даже по его остаткам в настоящее время можно судить, что это было поистине райское место: пихтовые аллеи, рощи из широколиственных деревьев (дуб, ясень, клен, липа), благоухающие кусты сирени» (из статьи Натальи Пискуновой «Образы Святой земли. Валаамский монастырь как образ земного и небесного Иерусалима» // журнал «София», №4, 2003 г.).

Далее – с таким же тщанием: «На самой Елеонской горе располагается часовня Вознесения. Она построена в 1912 г. и представляет в плане квадрат, перекрытый куполом с луковичной главкой на восьмигранном барабане, по углам – еще четыре декоративные главки. Особо изукрашен вход: открытое крыльцо на шести колонках с двухскатной кровлей, по стойкам крыльца накладной резной рисунок с фигурными кронштейнами, фронтон в виде декоративной бочки. Таким представлен ансамбль Гефсиманского скита, от него дорога ведет в монастырь, через большое поле – в Иософатову долину, далее канал – река Иордан. По правую сторону от дороги, как и в Палестине, Мертвое море (Лещевое озеро). Сама высокая монастырская бухта – это гора Фавор…» (Там же).

Продолжать можно и дальше, но давайте обратим внимание на один библейский сюжет, который послужил, судя по всему, для валаамских подвижников импульсом для создания особой атмосферы благодати Божией.

Итак, «парадокс истории въезда Иисуса в Иерусалим заключается в радикальном несоответствии внешнего оформления этого события его внутреннему содержанию. Иисус шел на казнь, а многие иудеи думали, что он входит в город, чтобы захватить политическую власть. Иудеи ждали Мессию, могущественного монарха, самодержца. Но то, что велико в глазах людей, ничтожно перед Богом. Вместо земных царств Иисус взыскал одного – сердца человеческого, которое Он возжелал покорить не силой и могуществом, но кротостью и смирением. Он учил их притчами о Царствии Божием, а они пытались узнать, когда и где увидят они это обещанное Им Царство. Но Он отвечал: «Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:20—21)»