Эту так называемую сделку я провернул уже в обычной одежде, но все так же в маске и перчатках. Отныне это мои главные атрибуты гардероба – обереги. От вирусов и лишних глаз.

Дома я сложил треть тела в кастрюлю, залил водой и принялся варить с приправами для шашлыка, розмарином и душистым перцем для аромата. Волосы на коже предварительно опалил на открытой конфорке газовой плиты.

Большую часть мяса я, наверное, мог бы съесть, подражая Ганнибалу Лектеру, а остальное сложить в короб курьера и выбросить в Мойку, как пытался это провернуть небезызвестный профессор. Но у меня была идея получше.

Плеснув в бокал самбуки, я позвонил Савину, дальнему знакомому, который держал за городом собачий питомник, где размещались сотни отловленных дворняг.

Деятельность этой организации щедро финансировалась государством, но красиво все было только на бумаге, где значилась большая команда профессионалов, хорошо оборудованное помещение, транспортные, медицинские и прочие расходы. А главное – шестизначные суммы на покупку корма: после стерилизации и кастрации собак необходимо содержать в благоприятных условиях и хорошо кормить, чтобы восстановление проходило скорее.

На деле же ничего этого не было. В питомнике трудились ветеринар без лицензии, вечно беременная бухгалтерша, трое здоровенных парней, больше напоминающих телохранителей, чем ловцов, и сам Савин, выполнявший роль администратора. Помещение представляло собой старый заброшенный детский сад без окон, дверей, отопления и нормального туалета. Собаки лежали где попало и гадили там же, если было чем: кормили их редко.

Савин с радостью принимал помощь волонтеров, пожертвования от небезучастных граждан в виде денег и корма, а порой просил друзей и знакомых завозить ему всякие пищевые отходы, из которых варил кашу и скармливал дворнягам. Те ели и не жаловались.

Вот и я решил сварганить сорокалитровую кастрюлю макарон по-флотски из человечины и итальянских спагетти, которые Вера очень любила и закупала их, как бабки в кризис – соль, сахар и гречку.

Однажды я читал интервью «речного монстра», маньяка по имени Артур Джон Шоукросс, где меня заинтересовал такой момент:

«Меня спрашивают: убивал ли я? Да, намного больше, чем способен это сделать один человек! Говорят, я вкусил человеческой плоти. Вспомните историю, и вы увидите, что человек охотился на человека (до сих пор в некоторых отдаленных частях мира). Подумайте о животном, которого мы называем свиньей или кабаном. Почему в некоторых книгах сказано, что мы не должны есть его? Потому что на вкус оно напоминает человеческое мясо. Я ел плоть мужчины или женщины… Итак, в следующий раз, когда кто-либо из вас сядет есть бекон, ветчину, вкусное сочное жаркое в горшочке или свиную отбивную, подумайте о вкусе, аромате человеческого мяса. Но это воздействовало на меня только тогда, когда я становился очень зол, – голод хищника».

Голода хищника у меня не было, а вот научный интерес имелся в полном объеме.

Я извлек из бедра курьера небольшую вырезку и поделил ее на три части: первую запек в духовке с медом, чесноком и соевым соусом, вторую пожарил на сковороде с перцем и солью, а последнюю сварил без приправ.

Чуть ли не с закрытыми глазами и зажатым носом я проглотил, практически не жуя, первый кусочек. Но кроме легкой сладости, ничего не почувствовал. Впрочем, на большее я и не надеялся, учитывая наличие меда в маринаде и коньяка в виде аперитива и дижестива. Нужно было это, в основном, чтобы преодолеть отвращение. В следующий, жареный, ломоть я вгрызся основательно, что далось не так-то легко: по консистенции он напомнил мне старую говядину или даже конину. Но не по вкусу. Вкуса я вообще почти не почувствовал.