В такой идиллии мы повстречалась полгода, пока я не узнала, что у него таких, как я, десяток, и что он переспал почти со всеми преподавателями нашего университета. Я, ослепленная яростью и безумной ревностью, взяла тяжеленный железный фонарь, который лежал в багажнике моей машины, подкараулила его у дома и, когда он подходил к подъезду, подкралась сзади и треснула со всей силы ему по голове, он упал, и я стала добивать его с криками: – сдохни, сука! Он же просто лежал и не отбивался, он тоже, кстати, любил боль, только не причинять, а получать. Когда я увидела, что он улыбается и говорит мне – давай еще сильнее, размозжи мне голову, выбей из меня всю дурь! Проломи мне череп, чтобы вытек мой гениальный мозг! – я испугалась, что он тронулся умом от увечий, перестала бить и убежала. После этого происшествия мы больше с ним не виделись, благо уже наступило лето, и сессия была сдана, а потом он, говорят, перевелся преподавать в МГУ.

– Интересный рассказ, – с казал я, почесав голову в задумчивости. – Значит, я тебе напоминаю его, поэтому ты так легко согласилась быть моей.

– Отчасти да, – не отрицала она, – а дальше посмотрим, надеюсь ты также неглуп, ну или хотя бы наполовину умен, как он, – подшутила она, улыбаясь. Я же, видя ее улыбку, не мог злиться на нее, ее улыбка обезоруживала меня, ради такой идеальной девушки я готов быть самым-самым-самым умным, лишь бы быть с ней рядом.

– А самое интересное, что все в университете узнали о том, что я избила препода, после чего все парни стали обходить меня стороной, за спиной называя меня психичкой.

– Да, их можно понять, – согласился я с их диагнозом, – но ты меня не пугаешь, да и я сам не прост характером, и, наверное, тоже не всегда в ладах с головой.

– Это хорошо, а то не хочется встречаться с сосунком, – сказала она, прильнув ко мне.

– А расскажи о своих родителях?

– У нас что, сегодня день допроса?

– Так, не выкобенивайся и запомни, я говорю, ты делаешь, – включил я строгость.

– Ммммм, а это по мне, давно меня на место не ставили. Хорошо, расскажу, слушай, милый и не перебивай.

Отец у меня живет сейчас в Америке, он известный писатель, может, читал его книги? Александр Камолов.

Я отрицательно покачал головой.

– Неважно, его в нашей стране почти никто не знает, он в основном известен за рубежом, потому что у него романы про ЛГБТ-сообщества, у нас же эта тема под запретом, да и как-то неинтересна публике. Так вот, он в советские времена работал, кстати, как и ты, инженером, проектировал дома и все такое. Но после третьего развода, когда ему было тридцать восемь лет, уволился и переехал жить на дачу под Истрой. И стал писать книги. Он нигде не работал и жил на средства, что скопил за годы своей трудовой деятельности, но так как в советское время за тунеядство сажали, то его тоже могли посадить, но повезло, что страна уже разваливалась и до него не было никому дела. Это был 1986 год, когда он начал писать, за год он написал три книги, но они были слишком откровенны, и его никто не хотел издавать. Тогда он на свои средства напечатал тираж в десять тысяч экземпляров и стал распространять через знакомых. В итоге он за год продал сто тысяч книг, люди со всей страны приезжали купить его книги. В это же время он познакомился с моей мамой. Она жила тоже в этой деревне, они были соседями, окна его дома выходили на их огород, он часто любовался ее красотой. Когда он только переехал, ей было семнадцать лет. И он, конечно, понимал, что она, такая молодая, не захочет быть с ним, старым, потасканным мужчиной, и не решался позвать ее на свидание. Вот так они целый год смотрели друг на друга украдкой, мне мама рассказывала, что она тоже сразу запала на симпатичного соседа и тайно подсматривала за ним, когда он в беседке писал свои романы. Она представляла, что он пишет ей стихи.