– Господин Эрре, – воскликнул он, – скандал! Госпожа Адель отказывается выходить на сцену.

Кристиан взглянул на часы – шесть с четвертью. До начала спектакля оставалось меньше часа.

– С чего бы вдруг ей отказываться?

– Мы ставим «Фабиану», – выпалил мальчик, – в последнем акте героиня появляется простоволосой, босой и в ночной рубашке. Но госпожа Адель не желает представать перед зрителями без прически, платья и туфель.

– Никто не ходит топиться в туфлях и прическе, – вдруг заявил Ганс. Это было впервые, когда он заговорил. Кристиан смерил телохранителя внимательным взглядом – ничто не выдавало в нем завзятого театрала.

– Госпожа Лоттар, за мной, – велел Кристиан. Та снова уронила газеты на столик и с явной неохотой подчинилась.

– Я ничего не смыслю в театре, – пояснила Лоттар в экипаже, – никогда в жизни там не была.

– Понятное дело. Корбл однажды мне сказал, что вы для дела, а не веселья. По мне, так довольно безжалостно.

– Но это правда, – в ее голосе звучали едва не жалобные нотки.

– Отчего вы так взволнованы, госпожа Лоттар?

– Оттого, что в области искусства я не являюсь компетентной, это лишает меня опоры.

Кристиан, скрестив руки на груди, откинулся на сиденье.

Во взволнованной Лоттар проступало что-то трогательное.

– Не нужно разбираться в искусстве, чтобы образумить одну капризную особу, – пожал он плечами. – Адель пытается меня разозлить ровно в той степени, чтобы я вернулся к Берте, но не оставил ее без содержания.

– Если вы знаете, чего она добивается, то почему не идете навстречу?

– Потому что я никогда не делаю того, чего от меня ждут.

Лоттар улыбнулась ему с пониманием.

– Откуда вы знакомы с этим Гансом? – спросил Кристиан.

– Он был воспитанником приюта, которому господин Гё оказывал помощь.

– Никогда бы не подумал, что старикан способен к благотворительности, – удивился Кристиан.

– Да, – рассеянно согласилась Лоттар, – это не в его стиле. Я долго размышляла об этом – возможно, здесь было что-то личное. Возможно, он сам рос в подобном приюте.

– Значит, Ганс – сирота, – сказал Кристиан. – Люди, не знающие собственных корней, не способны к глубокой привязанности и не отличаются особой порядочностью, имейте это в виду. У них нет чувства долга и ответственности. Посмотрите на старика Гё – ему было безразлично, что станет с Торговым предприятием после его смерти. Он не подготовил сыновей и не приучил их к делу.

Лоттар, склонив голову набок, непроницаемо смотрела на Кристиан.

– Спасибо за предупреждение, – ровно сказала она. – Я учту ваше мнение.

В театре стоял переполох.

Кристиан уверенно провел Лоттар узким коридором, миновав толпящихся актеров, и вошел в гримерку Адель.

Хозяин театра, Монморанс, встретил его едва не со слезами.

– Господин Эрре, – вскричал он пылко, – это невозможно, невозможно! Фабиана в туфлях – это преступление против драматургии.

– Ступайте, выпейте чаю, – посоветовал Кристиан и приблизился к Адели.

Она сидела перед трюмо – вызывающая, упрямая, злая.

– И чего ты добиваешься? – спросил Кристиан. – Хочешь вернуться в варьете?

– Если бы ты ценил меня, – зло ответила Адель, – и давал Монморансу достаточно денег, то Фабиана могла бы топиться хоть в монашеской рясе, хоть в бальном платье. Тогда бы все видели, что я имею значение. Это бы производило впечатление. А ты же…

И ее лицо скривилось от такого отвращения, что Кристиан понял: с него довольно.

Он слишком затянул эту докучливую связь, желая избежать новых скандалов.

Но Адель не умела без скандалов.

– То есть, – сухо проговорил Кристиан, – я должен платить Монморансу больше, лишь бы ты не покинула меня? Дорогая, ты столько не стоишь.