— Кто внушил тебе эту дурь? Мать?
Амели покачала головой:
— Это не дурь.
— Опять споришь, — он снисходительно скривился — похоже, это его забавляло. — Женщина, пока она девица, — такое же имущество отца, как дом или корова. Или прочий хлам. Разменная монета в сделках и династических союзах. Хотите мои земли — так возьмите в довесок дочь, ибо кровь надежнее золота. Хотите перемирия — так возьмите дочь. Хотите приданное — так возьмите дочь. Отцы — первейшие торгаши.
— Мой отец не такой.
— Я был честнее — я сразу требовал дочь, позволив ему остаться порядочным человеком.
Амели опустила голову:
— Вы его заставили.
Колдун покачал головой и хлебнул вина:
— Я его убедил.
Он может называть это как угодно. Отец никогда не поступил бы так без веских причин, из-за денег. Отец скорее бы сел в тюрьму… Все ложь. Их запугали, Амели сама видела. Она глубоко вздохнула и подняла голову:
— Зачем я вам?
Этот вопрос был самым важным. Ответ мог дать хоть какую-то определенность.
— Ты должна меня полюбить.
— Что? — Амели не верила ушам и даже подалась вперед, вопреки приличиям. — Это шутка?
Кажется, теперь колдун злился. В синих глазах заплескалось пламя свечей, он поджал губы и тоже подался вперед:
— Ты утверждаешь, что знаешь, как появляется любовь. И ты полюбишь меня.
Тон был категоричным.
— Зачем?
Неимоверная, небывалая чушь! Грезы юных девиц, только и мечтающих о любви. Но слышать подобное от мужчины… Амели прекрасно знала, что, обычно, надо мужчинам. Знала едва ли не с пеленок. Похоть, страсть… что угодно. Любовью там не пахло.
— Мне нужно чистое чувство. Я могу получить многое: страх, зависть, уныние, прочую сомнительную дрянь — все это просто, этого слишком много вокруг. Теперь мне нужна любовь, но это оказалось самым сложным. Изначально слишком тяжело найти чистое чувство. Ты дашь мне его.
— Но я могу и не полюбить, — Амели покачала головой. — С какой стати я должна вас любить? Вы считаете, что любовь можно заказать? Как товар в лавке?
— Ты сама сказала. Там, на улице. Я слышал.
Амели не сдержалась и вскочила на ноги:
— Да я выдумала! Чтобы поддержать подругу. Она не хочет замуж — что я должна была сказать?
— Поздно.
— Я никогда не полюблю вас. Никогда.
— Помолчи. Женщина должна быть послушной и покладистой. Она не должна спорить. И уж, тем более, она не должна вскакивать посреди ужина и что-то утверждать. Сядь на место, пока у меня не закончилось терпение. Я слишком снисходителен к тебе.
Амели и не думала выполнять его указания. Шумно дышала, чувствуя, как кровь прилила к щекам. Да что он себе воображает! Станет указывать, что она должна! Она почувствовала, как что-то тяжелое, неподъемное налегло на плечи, вынуждая опуститься на стул. Колдун пристально смотрел на нее и едва заметно поворачивал кистью, в которой мерцал голубой огонек. Чары… Амели противилась, но была вынуждена опуститься — груз на плечах становился невозможным и исчез, только когда она села. Она комкала юбку на коленях, подняла голову:
— Тогда околдуйте меня. Что может быть проще? Прикажите мне полюбить вашей магией.
Он усмехнулся и покачал головой:
— В этом и вся сложность. Я не могу заставить любить, пока не получу чувство в чистом виде.
— Тогда вы его не получите.
— Есть верный способ сделать любую женщину более сговорчивой. Ты и сама об этом говорила.
— Какой?
Колдун оперся локтями о столешницу и сцепил пальцы:
— Постель. Вы все — падкие шлюхи. Орикад прав.
Внутри все замерло, в горле пересохло. Амели сглотнула и вновь вскочила:
— Только не я!
Она развернулась, подхватила юбки и почти бегом выскочила из салона.