– Констатация протестов не нова, но масштабы народных волнений уж точно обновились, – Кристину удивляло появившееся у коллеги безразличие. Он действительно выглядел аномально спокойным. Так словно, знал, когда это все прекратится или же, каким образом.

– Ты можешь повлиять на ситуацию? Вот и расслабься. Пошли пить кофе, – не умевший обижаться на резкий тон оператор продолжал доброжелательно приглашать сердитую журналистку пройти с ним в ближайшее кофе. Ему было, что ей сказать.

Прежней легкости больше не будет. Она это поняла не сразу. А вот ощущение готовности продолжать двигаться в само собой наметившемся направлении не появлялось. И она не сомневалась, что поступает не так, как велела спрятанная внутри неё вторая она. Такая легкая, далекая от действительности и окутанная мечтами. Тех было так много. Они копились с детства. Когда-то они указывали ей путь. Теперь они запрятались в потаенные уголки души. И куда ей следовало устремлять свои планы, она утратила ориентир.

Не так давно докучавшая боль затихла. И кажется, это было единственное радостное событие. Выполненное плие подняло настроение. Возможно, она просто паниковала. За ней такого не замечалось. Но все бывает впервые. Как и новая работа. Как и общение с людьми, которых не удавалось понимать.

Вернувшись к постели, на которой лежало учебное пособие по этикету, Ида со скучающим лицом принялась штудировать материал, который прежде не доводилось зубрить. На каком-то интуитивном уровне она безо всяких правил этикета умела вести себя так, чтобы не оказываться в неудобном положении. Будучи помощницей великосветской персоны, ей не следовало рисковать и опираться на интуицию.

Она более не смела поступать так, словно была прежней Идой.

И это пугало. Нет. Оно отвращало. Ей нравилось быть собой. Именно в этом она видела ценность жизни, как таковую через формирование собственного образа и наслаждения от ощущения бытия. Все, что тому препятствовало, она безжалостно вычеркивала из своей жизни. Балет. Он был жесток к каждому, кто становился его частью, но ей это было близко. И только по этой причине она позволяла ему истязать свое тело. Последний раз он был крайне неаккуратен, и им пришлось расстаться. Она жалела о незавершенных отношениях. Но балету сломленные балерины не требовались.

Ида захлопнула совершенно неинтересную для неё книгу: решение она приняла.

Серьезность лиц растворялась во временной паузе. Молчали представители стран, получившие честь войти в Комиссию по планетарным вопросам. Повестка дня требовала не отчета, а анонса мероприятий. Вместо него витал призрак. Его видели все присутствующие, но боялись сознаться в этом.

– Что ж, уважаемые присутствующие члены Комиссии, приступаем к продолжению обсуждения единственного вопроса, вынесенного на повестку дня, – начав заседание, Питер посмотрел на сидевшую по правую руку от него единственную женщину.

Каролина сохраняла непоколебимое спокойствие на лице. Казалось, что не она возглавляет страну, заразившую мир бунтами. Она не чувствовала себя виноватой. Алиби служила её не получившая одобрения в научных кругах работа о целесообразности контроля за демографической ситуацией в мире. Её признали чрезмерно жестокой и упрекали отсутствующим материнским инстинктом. Свою порцию переживаний по данному поводу она исчерпала и оставалась невозмутимой даже в случаях жесточайших выпадов в её адрес. Все внимание Каролины сосредоточилось на глобальных вопросах и ценности людей, состоявшихся личностно и профессионально. И именно в этот день она прибегла к той своей стороне натуры, что одобряла разумные решения.