Человек, как деятель профанной истории, хоть и свободен в своих действиях, но только в рамках выбора добра и зла. Выбрав то или другое, его действия становятся и предсказуемыми, и предопределенными. За сценами профанной истории проглядывает истинная драма, разыгрываемая совсем в другом месте – на небесах, где продолжается бой сатаны против Бога. Драма профанной истории также предрешена, как и битва на небесах, и прошлое, описываемое историком, это подтверждает. Однако само сценическое действие обладает значительной независимостью, обусловленной человеческой свободой воли, дарованной ему Богом.

Хотя человек ничего не может изменить в конечном историческом результате, для него самого история исключительно важна, поскольку он выбирает сторону, на которой выступит во вселенской битве добра и зла. В зависимости от своего выбора он либо обретает жизнь вечную, либо погибель в аду. Причем правильный выбор не всегда очевиден, поскольку лукавый хитер и коварен, а правое дело вероятнее всего будет вознаграждено только на небесах. Конечно, лучшие исторические оценки и примеры даны в деяниях апостолов и святых, но конкретный опыт христианский историк находит и в событиях истории своего народа и государства, свершившейся уже в постъевангельский период.

Профанное прошлое дает образцы того, как в условиях конкретной страны и общества можно и нужно вести себя в соответствии с главными христианскими идеями. Конечно, прошлое, особенно «местное», играет третьестепенную роль после догматов и их раскрытия в священной истории, но, тем не менее, и эта роль важна для формирования христианской картины мира конкретного человека.

Как считает Р. Коллингвуд: «Любая история, написанная в соответствии с христианскими принципами, по необходимости должна быть универсальной, провиденциальной, апокалиптической и периодизированной… Все эти четыре элемента вполне сознательно внесены в историческую мысль раннехристианскими учеными»53.

Особенности христианского способа создания прошлого обусловлены главными мировоззренческими идеями данной религии. Поскольку время Бога в Священном Писании не совпадало с человеческим, поэтому историки стремились непротиворечиво совместить их. Одним из вариантов была идея аллегорической трактовки, согласно которой, например, Юлиан Африканский, основываясь на Втором послании апостола Петра54, приравнял один день Бога к тысяче человеческих лет.

В зависимости от основных идей и событий Священного Писания история разделялась на соответствующие эпохи. Подходов было много, но все они подчиняли время главным мировоззренческим идеям, а не наоборот – время всегда изменяемый фактор в любой исторической парадигме и полностью подчинено идеям, на которых строится картина мира. Уже сама христианская хронология служила напоминанием о Боге. Ведя счет годам, верующий человек отсчитывал его либо от сотворения мира, либо от рождества Христова.

В христианском способе создания прошлого особенно хорошо видна тотальная зависимость прошлого от главных мировоззренческих идей. Природа веры не предполагает изменений религиозных догматов, поэтому христианский историзм почти застыл в своем развитии, хотя некоторые изменения в религиозном мировоззрении все же происходили, а порой и существенные, но все они были связаны с мировоззренческими переворотами, которые становились основанием для изменения прошлого. Пример тому – Реформация. Но в рамках одной конфессии христианский историзм представляет собой величественную, цельную, словно вытесанную из единой глыбы гранита, картину прошлого, которое не подлежит изменению в своих основаниях и может лишь дополняться новыми событиями, подтверждающими незыблемые догматы веры, неизменно стремясь к завершению времени и истории в момент Второго пришествия и Страшного суда.