, влечет за собой почти полное переписывание существующей истории Древнего мира и Средних веков. Естественно, что на это, даже если предположить, что Фоменко прав, никто не решится. С другой стороны, что приобретает человечество от того, что поменяется шкала исторического времени? Разве от этого изменится прошлое? Его в реальности не существует. Зато будет нанесен непоправимый ущерб авторитету истории как науки. Поскольку историческая наука до сих пор не может отойти от ущерба, нанесенного ее авторитету постмодернизмом с его отрицанием объекта изучения истории, то новый удар для нее может оказаться роковым.

Для того чтобы создать историческое событие, историк привязывает его к шкале времени при помощи различных, порой сложных и хитроумных способов – таких, как толщина годовых колец в бревнах новгородской мостовой (дендрохронологический метод), либо к количеству радиоактивного изотопа углерода в золе сожженного образца древнего артефакта. Сами по себе ни бревна мостовой, ни тем более количество изотопов углерода к произошедшему некогда событию никакого отношения не имеют и связываются с ним только в сознании историка для упорядочения событий в его образе прошлого, для придания ему убедительности. Если количество изотопов совпало, то, значит, событие выглядит более убедительно, чем то, у которого этого совпадения не произошло. В этом случае либо событие помещают в другое время, либо ссылаются на погрешности радиоуглеродного метода и применяют иные методы привязки к шкале времени. Если историк достаточно авторитетен, то его дата принимается научным сообществом. Однако порой бывает так, что со сменой мировоззренческих парадигм авторитет ученого обнуляется (в советское время потеряли авторитет исследования «дворянских», «монархических», «религиозных» и прочих «буржуазных» историков, а в постсоветское время был обнулен авторитет уже многих советских историков), и тогда возможен пересмотр даты произошедшего события. Таким образом, привязка к хронологической шкале времени, несмотря на использование различных «объективных» методов, продолжает оставаться во многом субъективной.

С идеей единого исторического времени тесно связана и идея детерминизма в истории, которая не может быть реализована без универсальной временной шкалы. Поскольку выявление причинно-следственных связей между последовательными событиями является почти непременным атрибутом любого исторического сочинения26, то привязка событий к шкале времени считается в этом случае обязательной, поскольку считается, что более позднее событие не может быть причиной более раннего, хотя влияние еще не произошедших событий на текущие достаточно хорошо известно. И это не только ожидание Второго пришествия Христа, под знаком которого проходит вся текущая религиозная история, но и более прозаические события, вроде ожидаемого очередного съезда руководящей партии или годовщины Великой Победы. То есть причиной настоящего может быть не только прошлое, но и будущее, даже если оно никогда не наступит. Тем не менее построение причинно-следственных связей в историческом исследовании невозможно без привязки событий к единой шкале времени.

Время историку необходимо для упорядочения событий и создания непротиворечивого образа прошлого, который не должен быть разрушен при его критике. И здесь нужна привязка не только к временной и пространственной точкам, но и к определенной эпохе. Несмотря на то что любое историческое событие или исторический персонаж уникальны, все они в той или иной мере связаны с эпохой. Человек – одеждой, мыслями, моралью и многим другим, событие – формой, типичной последовательностью действий и т. п. Когда эта связь с эпохой нарушается, то созданные историком исторические события выглядят так же малоубедительно, как и персонажи средневековых картин, изображающие античных героев в одеждах и доспехах XIV века. Однако образ эпохи у разных историков может отличаться, причем существенно, и это почти всегда приводит к тому, что находятся ученые, которые сочтут созданный образ события прошлого неубедительным, поскольку он не соответствует их видению эпохи, сформировавшемуся под влиянием иных идей, чем эпоха в сознании автора. Например, как бы тщательно ни отбирал факты для своего исследования истории Советского Союза либеральный историк, он никогда не создаст такой истории, с которой бы согласились историки, придерживающиеся коммунистического мировоззрения. Как бы идеалист вроде меня ни старался, ему никогда не создать убедительной картины прошлого для материалистически мыслящего историка. И термины будут резать слух, и образы окажутся неверными. Все будет плохо, поскольку картина прошлого не совпадет с тем образом эпохи, который уже создан в сознании историка-материалиста. В этих условиях читателю надо либо признать неверной свою картину исторического периода, что он вряд ли сделает (впрочем, в период смены мировоззренческих парадигм многие историки пересматривают свои взгляды; последний такой массовый пересмотр пришелся на годы перестройки и постперестроечный период), либо попытаться убедить самого себя и читающую публику в одиозном подборе фактов, в неверных ссылках, нарушениях методики, что сделать гораздо проще и безболезненнее, чем поменять мировоззрение.