Она поднимается и пройдя четыре шага на пляже подходит к толстому старом деду с цепью на шее, который покупает у мужчины, что-то своей девушке, нашего возраста. Продавец, загорелый до черноты парень, явно из местных, смотрит на Лену немного прифегевше и со звуком «уффф» оттягивает выгоревшие до неузнаваемости шорты спереди, пока дед выбирает мороженое из замотанного ватином ведра со льдом, в котором всякая охлажденная фигня. В другой руке у торговца в таком же замотанном ведре горячая кукуруза.

– Клааасс, синий шарик, как я и мечтала – таращится на не аппетитный, жутко перемерзлый покрытый толстым слоем инея шарик мороженого и уходит, а подходя ко мне инструктирует – делать так можно, только если у деда девушки рядом нет и по нему видно, что он при бабках. Скорее всего не купит, но шансы велики.

Киваю. Ленку просто таращит от того, что она делится опытом. Только один нюанс, это бы прокатило в городе, но не здесь. Магазинов тут нет! По ходу тот чувак с двумя ведрами и есть местный магазин. Да и пляж практический дикий, хорошо, что хоть песчаный. Хотя даже не знаю, что хорошо. По моей извазюканной в песке заднице понимаю, что этого песка мы потом из трусов намоем столько, что на строительство дома хватит, но все же лучше, чем острые камни.

– А ты уверена, что мокнутый приедет? – оглядываю я количество человек на пляже.

Пять! Пять человек на пляже. Дед с девушкой, мы с Леной и загорелая до черноты худенькая бабка, лет семидесяти валяющаяся звездой на старом полотенце. Пялюсь на бабку в полном шоке. На ней детская голубая панамка от мальчика трех лет, по дореволюционной моде, ярко желтые стринги и два зеленых листика приклеенных к соскам, жутко отсюда напоминающие подорожник небольшого размера. Грудь сильно обвисла по бокам и лучше листики рассмотреть не получается.

– Ника! Не называй его так! – выдирает меня из раздумий голос Лены – Да, приедет, должен был еще вчера. Что ты так на бабку таращишься? Педикюр ее нравится? Ну да, прям огонь.

Я только сейчас обратила внимание, что у нее очень длинные ногти на ногах. Прям очень. И все это добро покрыто зеленым блестящим лаком.

– Ладно, хватит таращиться, – шикает Лена – видишь человек загодя к зиме готовится, ногти отращивает и укрепляет, чтоб зимой не скользить. Пошли лучше плавать. Ты с маской нырять умеешь?

Отрицательно машу головой, я и без маски плаваю-то не ахти. Скажем так, при кораблекрушении те, кто не умеют плавать утонут сразу, а я через две минуты, может через три, если не будет сильных волн.

– Плохо, – вздыхает Лена – как вариант, если найти местечко, то можно наловить рапанов на ужин.

– Кого? – таращусь на нее я.

Ленка жрет все, причем чисто из гастрономического интереса. Однажды мы набрели на место с аутентичной пищей, и она там жрала жареных пауков и скорпионов. Сказала, что на вкус как жареные раки. Мне что первое, что второе отвратительно.

Бр-р-р. Передернуло меня от воспоминаний. Какая гадость. А еще однажды она затащила меня во французский ресторан, и мы там ели лягушачьи лапки. Задорого. То, что они лягушачьи, мне Ленка сказала, спустя два дня. Притащив домой улитки по-бургундски, она сказала, что мы будем делать французский ресторан дома, а то в настоящем очень дорого и когда я стала возмущаться что они похожи на птичьи какашки, вот тогда она и рассказала про лапки. Было противно, но назад не просилось. И признаюсь честно, лягушатина безумно похожа на курицу, и в ресторане не особо опознаваема, так что да, вкусно, но опыт повторять я не буду!

– Рапаны, ракушки такие, – выдергивает меня она из воспоминаний о лягушачьих лапках – ты что никогда в детстве не слушала ракушку? Типа в них можно услышать море.