– А тебе, Симон, и вам всем, сомневаться нечего – за все отвечу я.
Глава 8
Лестница круто уходила вниз, в темноту. Редкие факелы, развешанные на мощных стенах по обе стороны, не освещали, а только обрисовывали влажные и скользкие ступени. Мириам, пытаясь отвлечь себя от панического страха, считала шаги, ведущие ее, казалось, прямо в преисподнюю. Дышать становилось тяжело. Жадно раздувая ноздри, она втягивала в себя воздух – спертый, густо насыщенный дымом и плесенью. Наконец ступени закончились. Черный мужчина-карлик, с необычайно широкими для его роста плечами, остановился и сделал рукой предупреждающий жест. Мириам замерла, широко, до боли раскрыв глаза, пытаясь хоть что-то увидеть в кромешной темноте. Она не увидела, скорее угадала, что ступени закончились и они стояли перед каким-то препятствием. Здесь, в абсолютном мраке каменного колодца, чувства обострились до предела. Прежняя жизнь казалась ясной и суетной, просчитанной и взвешенной. Где-то там, наверху, осталось все привычное, кем-то подаренное и узаконенное, веселое или грустное – но предсказуемое и не страшное; где-то там, наверху, остались воздух и жизнь, слуги и солнце. Где-то там, наверху, осталась она – Мириам – молодая и счастливая, почти счастливая…
Карлик зашевелился, нащупал влажную ладонь Мириам и неожиданно сильно сжал, потянув к себе. Мириам сделала шаг вперед и уткнулась в дверь. Она почувствовала неуловимое, даже не движение, а колебание воздуха и увидела узкую, не толще лезвия ножа, полоску серого света, мелькнувшую внизу, под дверью. Карлик отступил назад, зашевелился, зашуршав складками плаща и вдруг, из-за спины Мириам раздались звуки – резкие и громкие: карлик свистел в длинную, странно изогнутую на конце трубочку. Длинный – два коротких и снова – длинный. Он повторил еще два раза свой свист, меняя последовательность длинных и коротких сигналов. Тишина, нарушенная только что карликом, стала еще плотнее и звонче. Ничего не изменилось – ни шороха, ни звука. Замер даже воздух. Жила только серая и неверная, еле видимая, или кажущаяся видимой, полоска света под дверью. Сколько они простояли: минуту? Час? Жизнь? Страх Мириам, дойдя до самого дна ее души, кончился. Остались пустота и безразличие.
– Кто и зачем? – вдруг раздался измененный, очень глухой голос за дверью.
– Тот, кто знает дорогу, и тот, кого звали, – громко и четко ответил карлик.
Мириам вздрогнула – где и когда она слышала эту речь? Это был язык, очень похожий на древний, почти забытый язык ее народа, на котором еще, как говорили легенды, молились некоторые племена там, в Палестине, куда с детства мечтала попасть Мириам…
За дверью послышалось движение: лязгнул тяжелый засов, но дверь не открылась.
– Сефарим, Алоштам, Гашер![11] – торжественно и глухо произнес тот же голос за дверью.
– Иштар, Алвазел, Узанна! – ответил карлик.
Дверь медленно открылась, и Мириам, будто ее легонько подтолкнули в спину, оказалась внутри. Она растерянно обернулась, инстинктивно боясь разорвать окончательно тонкую ниточку, связывающую ее с внешним миром. Карлик исчез, растворенный мраком. Да и был ли он вообще?
Там, куда смотрела Мириам, была черная дыра. Дверь захлопнулась, и она медленно повернулась навстречу тому, чего очень боялась и еще больше хотела.
Комната была просторной и, после абсолютного мрака «колодца», казалась ярко освещенной. Окон не было; стены, выкрашенные в черный и красный цвет, были испещрены надписями на непонятном языке, символами и рисунками. На противоположной от двери стене, распластав крылья за рамки круга, ее очерчивающего, неслась прямо на Мириам огромная летучая мышь – с темным, искривленным страданием ртом на человеческом лице.