– Мне очень жаль, Юрий Константинович, – холодно проговорила она.

– Жаль? Чего?

– Что ваш первый опыт в синематографе оказался столь неудачным. Примите соболезнования, – ее усмешка стала явственной. – Ну, не отчаивайтесь. Вы – человек еще не старый. У вас все впереди.

Рунич вспыхнул.

Ярость шерстяным комком взбухла в горле. Дрянь! Правду говорила ее мамаша – мерзавка! Но какова! Смеется! Не совладав с собой, он грубо схватил ее за руку.

Она дернулась. Бокал шампанского полетел на пол. Звон стекла. Фонтан брызг.

– Ой! Мое новое платье! – Она растерянно смотрела на залитую юбку. Глаза полны слез, как у маленькой девочки.

Прежняя Зиночка. Гимназисточка-курсисточка, а вовсе не Снежная королева. Господи!

Он взял со стола льняную салфетку и приложил к мокрому пятну.

Она кивком поблагодарила.

Принесли еще шампанского, и он разлил его по узким тонкостенным бокалам.

Опустив глаза, она прикоснулась губами к краю бокала.

Под потолком вспыхнули лампионы. Электрический свет пронзил толщу воды в аквариуме, оттолкнулся от нее, рикошетом взрезал грань хрустального бокала и упал на лицо Зиночки. Оно стало странно некрасивым, причудливо искривленным, почти уродливым. Тени от ресниц стрелами легли на щеки.

Рунич замер.

– Ресницы – стрелки, зрачок – циферблат… – пробормотал он.

– Что? – удивилась Зиночка, поднимая глаза.

Ее лицо вновь было алебастрово-холодным, тонким, прекрасным.

– Ничего, ничего, – отозвался Рунич, думая, что теперь самое время откланяться, а то кудрями этими флорентийскими, не ровен час, прикрутят к стулу. Хорошо еще, если они в змеек не превратятся.

Он по-отечески улыбался Зиночке и одновременно знаком руки призывал официанта, который замешкался в центре залы.

Рунич привстал.

Ему показалось, что с другой стороны аквариума мелькнула знакомая фигура и «конский хвост» на голове, называемый пальминскими друзьями «пальма», – новоявленная прическа коротышки Дмитрия Дмитрича.

Через секунду на дорожке действительно появился Пальмин. Он угодливо семенил рядом с представительным джентльменом, на пиджаке которого красовался внушительных размеров значок дирекции зоопарка. Пальмин явно решил только что важный вопрос – гуттаперчевое тело его благодарно кланялось, отпускало, видимо, комплименты, велеречиво прощалось, но при этом было ясно, что мыслями Пальмин находится далеко.

– Пальмин! – крикнул Рунич. Тот коротко распрощался со своим собеседником и подлетел к столику. – Дмитрий Дмитрич, вы тоже интересуетесь братьями и кузенами нашими меньшими? Какими судьбами тут? Позвольте представить – Зинаида Владимировна Ведерникова, будущий археолог. Пальмин – художник, кинорежиссер и будущая знаменитость!

Зиночка растерянно хмыкнула.

Пальмин, поглощенный своими мыслями, кивнул. На лице его брызнула улыбка, и он заговорщицки зашептал, словно посвящая Рунича и Зиночку в какую-то тайну:

– Утрясал тут, знаете ли, некоторые формальности. Готов любопытный сюрприз… Уже на пути в Сокольники… Юрий Константинович, ваша сценарная миссия требует участия – предлагаю немедленно отправиться на съемочную площадку.

– С удовольствием! Кстати… – Рунич повернулся в сторону Зиночки. – Археолога берем с собой.

Через несколько минут они сидели в пальминском авто.

– Снова удалось починить двигатель! – болтал Пальмин, ловко выкручивая руль. – История этого автомобиля, мадемуазель археолог, уходит корнями в историю синема. Известный продюсер Ожогин, первый владелец авто, едва не бросился с Каменного моста после того, как его жена кинодива Лара Рай покончила с собой…

Зиночка сидела на переднем сиденье и улыбалась.