Глубоко в дебрях дремучего леса, где только крики дикой выпи нарушают безмолвие времён, скрытая от постороннего глаза, высилась покосившаяся избушка. Царила ночь, и до рассвета было далековато. На заброшенном чердаке, полном пыли и летучих мышей, сидел Маленький Бло и, склонившись над «Книгой Пророчеств», осторожно переворачивал страницу за страницей. Наконец, он захлопнул кожаный переплёт и задумчиво втянул носом воздух. Пахло плесенью и одиночеством. Шуршик отодвинул книгу в сторону и вытряхнул из дорожной котомки на стол человеческие кости, пошептал над ними, и вскорости кости словно бы утонули в образовавшейся вязкой жиже, которая тут же загустела, а Маленький Бло увидел картинку:

Далеко-далеко в королевстве Померания, в замке тамошней королевы, которую за глаза величали «ведьмой», в гадальной комнате происходил самый банальный скандал между Присциллой (женщиной пятидесяти лет среднего роста с острыми чертами лица, одетой в простую холщовую ткань для работы в лаборатории) и её племянницей, ни много, ни мало – самой королевой Марго!

Марго была женщиной красивой, с огненно-рыжими волосами и чёрными цыганскими глазами. Она разменяла уже третий десяток, но годы её совершенно не портили. Изящное платье чёрно-оранжевых тонов развевалось под негодующими жестами хозяйки и, как можно было понять из реплик, оглашающих гадальню, происходил извечный конфликт поколений.

– А я говорю, ты не поедешь на свадьбу! – вопила тётя Присцилла, исчерпав дар убеждения. – Ты – королева, у тебя должна быть гордость! – и тон её не оставлял никаких сомнений, что так оно и будет на самом деле.

По-видимому, это рвало душу влюблённой в клочья, ибо она кричала раненной волчицей:

– Нет, поеду! И пусть ему станет стыдно!

– Общение с этим семейством приносило нам одни лишь несчастья! – наседала тётя. – Отец Владислава женился на «Спящей нимфетке», а не на мне! И тебя, пельмешка, – так с детства величала будущую королеву кровная родственница, – ждёт та же участь!

– А я всё равно поеду!

– Памятью матери твоей клянусь, этого не будет!

Маленький Бло смотрел на происходящее и умилялся. Люди так походили на шуршиков! Впрочем, наблюдать мелодраматическую сцену дольше, у него просто не было времени. Потому, пошептав очередное заклинание, он дунул на видение, и картинка преобразилась…

Король Владислав, довольно представительный мужчина, с аккуратной бородкой и светлыми волосами, осторожно поёживаясь от холода, исходящего от каменных плит пола, семенил, уверенно сокращая расстояние между своими покоями и покоями будущей королевы Широкороссии – Ольги. Правителю Широкороссии было тридцать шесть, и что влекло его к спящей, можно себе представить. Страсть? Безусловно! Король в четвёртый раз просыпался от того, что во сне ему являлась обнажённая Ольга и соблазнительно прикусывала губу. Он одержал три уверенные победы над собой, но четвёртое наступление истощило его боевой дух и, сев на краю кровати, он в сердцах сказал: «Чёрт!»

– Я же король, в конце концов! – такова была его вторая фраза, а третья стала решающей: – Хватит! Хватит терпеть!

И вот он стоял перед дверьми опочивальни будущей королевы: в руках – свеча, в глазах – любовь, в чреслах – томление, и думал, глядя на ночную рубашку: хорошо, что в эту минуту его никто не видит. Как же он был не прав!

Его видел шуршик!

Король осторожно приоткрыл дверь и ужом просочился в спаленку.

Ольга спала под ажурным пологом огромной кровати. В окно дул лёгкий ветерок, от чего полупрозрачная ткань словно бы дышала, убаюкивая девушку. В очередной раз до умиления сражённый красотой будущей жены, Владислав тяжело вздохнул и закусил губу, взирая на обнажённые ножки, что смятая ночная рубашка открывала его взору. Он осторожно установил свечу на столик возле постели и приблизился к почивающей. Но стоило ему слегка приподнять уголок занавеси и сказать заветное: «Любимая, это я…» – как суженая, движимая дикими природными инстинктами, отточенным движением схватила жениха за ворот халата, опрокинула на кровать и, сев верхом, занесла над ним неизвестно откуда появившийся кинжал. Король едва успел перехватить крепкую девичью руку, дабы не быть зарезанным насмерть.