Дзынь!

Звон трамвая переключает поток мыслей в другую сторону. «Если так подумать, уже через четырнадцать лет мне будет сорок. Ужас-то какой! С другой стороны, сейчас я одинаково близка и к семнадцати, и сорока. Правда, не знаю, можно ли считать этот факт таким уж утешительным».

Бом!

Трамвай резко дёргает в сторону на стыке рельс. Чарли резко вздыхает, вырвашись из мира тягучих размышлений. Цок- Цок наклоняет немного голову вбок и смотрит ей в глаза. Она чешет его маленькую макушку.

Возвращается в поток своих мыслей. И вот уже на периферии сознания проявляются новые строчки. Скромные обрывки фраз, но они звучат так, словно могут однажды превратиться в важный текст.

«Всем белым воронам Северного города, Далёкой страны. Всем, кому бывает одиноко, неуютно, скверно, паршиво. Кто чувствует часто и много, кто не может не…»

Поток прерывается. Муза, внезапно одарившая Чарли вдохновением, уходит на перекур. Записав всё, что удалось от неё добыть в блокнот с мухоморами на обложке, Чарли наконец замечает, что вагон мчится по одной из её самых любимых улиц – проспекту Непокорённых. Он так назван в честь цветов лунохвоста. Три десятилетия тому назад по тогдашней улице Конституции ехали первые грузовики с привезёнными издалека семенами. Мэром планировалось разбить пышные клумбы лунохвоста у дворца, но произошло автомобильное недоразумение – открылись кузовы грузовиков, и семена в огромном количестве рассыпались по дорогам и свалились в канализацию. Долгое время считалось, что все они были безвозвратно утеряны. Но случилось невероятное: крепкие цветки лунохвоста отказались покоряться судьбе и проводить свой век в темноте канализации, поэтому проросли из асфальта и стен домов. Они пробивались сквозь тостый цемент, и перламутровые бутоны распускались, мерцая, как звёзды. С тех самых пор лунохвосты не переставали разрастаться, и с годами их становится всё больше и больше. Они цветут вдоль всех поверхностей, украшая подоконники, крыши и сточные трубы. С середины мая и до начала июля проспект Непокорённых похож на прекрасный луг.

Чарли разглядывает бутоны, вид которых ей никогда не надоедает, и сердце её наполняется безграничным теплом и любовью ко всему живому. Она любит Цок-Цока, ворчливого кондуктора, ребёнка, кричащего на весь трамвай. Она любит свой странный, грохочущий, качающайся на волнах времени усталый город, в котором даже вещи, которые кажутся кому-то безвкусными видятся ей прекрасными. Она любит этот мир, где всё на своём месте. Где каждый, даже фальшивомонетчик и вор, имеют важную роль для Целого. И в этот момент, когда трамвай с шумом несётся по улице, цветущей так пышно и живо, всеобщее единство особенно сильно трогает Чарли. Ей кажется, что если бы грузовики с лунохвстом не перевернулись в этом самом месте не-важно-сколько-лет-тому- назад, то её бы не было.

– Площадь Капустников, следующая остановка – улица Жёлтая, – объявляет водитель. Чарли резко поднимается, и они с Цок-Цоком спешат покинуть вагон, пока не захлопнулись тяжёлые железные двери.

Прежде чем пойти на кладбище скульптур, Чарли заходит в булочную «Маковка». Это то самое место за пределами центра, куда народ готов ехать из любой точки города. В «Маковке» каждый день пекут целые горы самой разной выпечки, и к вечеру всегда остаются только крошки, а те забирают голуби. От выбора разбегаются глаза: лавандовые крендельки, рогалики с тыквенными кубиками, бублики с голубикой, слойки с крыжовником, калитки с клубничными сердечками, ржаные претцели, манговые пряники, лакричные сушки и королевские эклеры с сливочно-сырно-трю- фельным кремом. Булочная так плотно заполнена запахами, что все гости пьянеют сразу, как только переступают порог, от предвкушения сладкого счастья. Дверь закрывается за Чарли под звон колокольчиков.