В репертуаре дворового клуба преобладала в основном фронтовая лирика. Сколько трагических историй рассказано в этих песнях. Особенно мне нравилась «Галиночка» – песня о трагической судьбе семьи фронтовика. Когда я спел первую фразу этой песни, публика на бревнах захлопала.
Галиночка, любимая дочь отца:
Отец получает весть о гибели его семьи:
При этих словах девчонки плакали навзрыд, а мальчики, играя желваками, роняли скупую мужскую слезу. Таким образом, будущий школьник, а ныне пока детсадовец был принят в дворовую компанию на правах почетного члена. Этот вечер показал, что у меня обширный песенный репертуар, причем, разного направления. Кто-то хотел русскую народную? Пожалуйста:
Кто-то хотел патриотическую? Еще раз пожалуйста:
Особой популярностью пользовалась песня про юного футбольного болельщика. Здесь голос не покажешь, да и не нужен он здесь. Замечательные стихи песни, легкий полет голоса, без нажима, делали свое дело – публика просила еще и еще:
Одним словом, не повезло герою этой песни, потому что никто в семье не разделяет его пристрастия к футболу. Но внезапно приезжает дедушка и все становится на свое место:
Почему-то всем особенно нравилась последняя фраза про молодого болельщика – дедушку. Тут, как правило, смеялись, особенно сильно хлопали в ладоши и кричали: «Еще! Еще!» Так последний куплет этой песни я пропел три раза. Наконец, рослый парень, имени которого я еще не знал, твердо сказал: «Всё, хватит, неровен час совсем запоете пацана. А тебе, дружок, спасибо. Такой знатный концерт нам устроил. Ты у нас настоящий Лемешев. Отныне тебе почет и уважение. Все слышали?» – в его голосе метала было больше, чем всех остальных составляющих. Все дружно ответили, что слышали, что теперь почет и уважение «нашему Лемешеву».
Мама дожидалась меня на крыльце, прислушиваясь к звукам, доносившихся из «клуба». Когда же я вынырнул из ночной темноты, Мама бросилась ко мне, причитая и ощупывая меня – всё ли цело, всё ли на месте. Увидев мои сияющие глаза – всё поняла, и не стала расспрашивать меня: «Завтра все расскажешь, а сейчас пей молоко и спать». Когда уже в комнате все стихло, я вдруг вспомнил, как теперь велено меня называть. Спросил у Мамы: «Кто такой Лемешев? Боксер, футболист?» Из угла, где спала Мама, послышался тихий смех: «Нет, это великий певец. Хватит, спи, а то завтра опоздаем на службу». А я еще долго не мог уснуть, повторяя звучную фамилию «Лемешев, Лемешев».
На следующий день Мама пришла за мной в садик раньше обычного, неся в руке нелегкий сверток. На все мои расспросы, что в этом свертке, она, загадочно улыбаясь, отвечала: «Потерпи, дома узнаешь». Дома Мама поставила сверток на стол и сказала: «Разворачивай» и стала помогать мне. В конце концов, бумага упала на пол, и моему взору предстал небольшой красный ящичек и две пластинки. Открыв ящик, я понял, что это патефон, только с маленькой трубкой, которая крутилась в разные стороны. Мама взяла металическую блестящую ручку, и сделала несколько вращательных движений. Потом подняла одну из пластинок и повернула маленький рычажок.