Впрочем, он вовсе не считал виноградную беседку своей собственностью. Все их имущество, включая и дом с меблировкой, принадлежало им лишь временно, пока они здесь, в Дерри.

Та служба, которую она несла для общества, не могла сравниться с тем, что делал Питер.

Она знала это, но хотела помогать ему и мальчикам. Она хотела – и часто повторяла это доктору Веннинг – быть полезной миру.

Питер и Рут прожили в Дерри чуть больше пятидесяти лет. Летом 1960-го, когда они перебрались сюда, Питер был стеснительным угловатым верзилой двадцати семи лет от роду – выпирающий кадык да острые коленки, на глаза то и дело падает челка. Ему предложили преподавать историю Америки.

Дерри сперва была ремесленной школой. В самом конце девятнадцатого века ее основали родители, потерявшие во время инфлюэнцы маленького сына. После своей смерти они завещали школу епископальной церкви штата Мэн, распорядившись, чтобы сюда принимали мальчиков, обделенных благополучием. Образовательная программа давала в руки надежную рабочую профессию, вооружала полезными знаниями и практическими умениями – включая и опыт лесозаготовки, так что к окончанию школы они крепко стояли на ногах.

Несколько десятилетий питомцы школы Дерри ходили в лес на телегах, запряженных лошадьми, учились искусству отбирать и валить деревья. Традиция сохранилась и когда в школу приехали Питер и Рут, хотя в те дни в ходу были уже и бульдозеры, и всякое механическое оборудование. Но нет, они продолжали работать конными бригадами – считалось, что этот метод более близок идее Дерри: тут и умение полагаться на собственные силы, и дисциплина, и ностальгия по здоровому духу, охотно поселяющемуся в здоровом теле.

Поначалу Рут с Питером ездили вместе с мальчишками и сопровождавшими их лесорубами. Зимой к тяжелой упряжи подвязывали колокольчики, и они звенели в теплом облаке лошадиного дыхания. В этих вылазках всегда было что-то праздничное – термосы с горячим кофе, забеленным молоком, ржаной хлеб с сыром – не пир, конечно, но кое-что за рамками обыденности, как определяла это для себя Рут. Но в конце концов заготавливать лес таким способом стало совсем невыгодно. Теперь просто раз в несколько лет приезжает какая-то компания и аккуратно вырубает участок, а школа получает необходимый доход. А Рут все-таки скучает по прежним дням. Разве забудет она когда-нибудь эти звуки – колокольчиков и дерева, медленно падающего в тишине леса – мягкий шорох, нарастающий хруст и саднящий треск, разрывающий чистый воздух. Они с Питером стояли рядом, она – в красной шапочке, которую связала сама, он – в красном шарфе, который она связала ему, – и всем нутром она проживала это соединение дерева с землей.

Конечно, с годами миссия школы стала звучать иначе. Слово «обделенные» больше никто не употребляет, хотя Питер и любит повторять, что по сути-то ничего не изменилось: родившиеся бедными заслужили свою бедность не больше и не меньше тех, кто родился с серебряной ложкой во рту. Однако затраты на обучение постепенно росли, и попечители все более настойчиво намекали Питеру, что ему следует развернуть школу в сторону платных учеников. Затеяли целую кампанию по обновлению кирпичных корпусов школы – прекрасных, но обветшалых, – чтобы привести их в «состояние, соответствующее современным требованиям к инфраструктуре» (ох и не любил же Питер эту терминологию). Все чаще, особенно в последние несколько лет, ему приходилось в частном порядке докучать своим знакомым – ставшим уже старыми друзьями, – чтобы наскрести денег и защитить мальчишек, нуждавшихся в стипендии. Работа превратилась в постоянную борьбу за принцип и поиск средств на поддержание этого принципа, и Рут оставалось лишь наблюдать, как страдает из-за этого муж.