Прошу за меня не переживай, я справлюсь. Мне очень будет не хватать твоих теплых рук и объятий. Спасибо за все, береги себя! Ты мой единственный родной человек на этом свете. Домой я больше не вернусь, только не плачь, пожалуйста. Как только я чего-то добьюсь в этой жизни и стану писателем, я дам о себе знать.
P. S. Мам, не ругайся на меня, но я возьму немного продуктов на первое время. Знаю, ты бы разрешила. Целую крепко и обнимаю!
Твой Андрюша.
Я аккуратно свернул послание маме, положил его к себе на кровать. Сложил все самое необходимое в рюкзак. Прокрался на цыпочках, как вор из своей комнаты через весь дом и дал деру. Сам не ожидая от себя такой прыти, я испугался и встал как вкопанный перед калиткой.
Я вглядывался в темноту и каждый раз вздрагивал от биения своего сердца. Ну и куда нам идти, бегали хаотично мысли, как муравьи. Но в эти минуты я себя зауважал прям, чувствовал себя неким храбрецом, который совершил по-настоящему годный поступок за всю жизнь. Мама бы мной гордилась сейчас.
На ум пришло только одно место, куда я мог сейчас пойти. Когда я развозил хлеб с отцом в этой вонючей кепке, то на окраине увидел заброшенные дома. Туда-то я и отправился.
Воспоминание
Я вспоминаю тепло маминых рук, которые вытирают поток слез с моих щек. Она прижимала меня к себе, пока не видел отец, и приговаривала:
– Что с него взять, вот такой он, своенравный, но быстро отходчивый. Не плачь, Андрюша, я тебя люблю.
После воспитательных работ отца, мама всегда приходила меня успокаивать. Напоминала мне, что я очень хороший паренек, добрый и открытый.
– А помнишь, как ты котенка спас с дерева? Он был напуган, взъерошен и истошно кричал, чтобы ему помогли. Ты тогда ничем от него не отличался, тоже стоял с выпученными глазами и с огромным желанием снять его оттуда. И полез. Конечно, сам свалился, так и не добравшись до котенка. Но твое огромное и доброе сердце не дало пройти мимо.
– Угу, – отозвался я, – помню, – и прижался еще сильнее к теплой руке мамы.
Она всегда приносила мне стакан молока и мое любимое овсяное печенье. Я шваркал молоком, откусывал печенье и уже забывал обо всем на свете. В те моменты мне было так спокойно. Никогда не забуду тепло маминых рук и вкус овсяного печенья с примесью соли от слез.
Я добрел до заброшенных домов. В полумраке они выглядели зловеще. Покосившиеся от времени ставни с облупленной краской, уже практически нет крыши и печная труба набекрень. Я поежился. Может быть, и не каждому человеку нужна свобода. Вот живешь ты, у тебя есть твой командир, и ты уже знаешь, как жить. А когда ты одиночка, то должен стать сам себе командиром, придумывать план действий, разрабатывать карты с маршрутами и в одиночку принимать решения. К какому классу я отношусь, пока непонятно. Я еще раз поежился и посмотрел на убогие дома.
Первый вариант я уже прочувствовал на себе, мой отец знатный командир и легко проложил нам с мамой карту жизни. Пора испробовать на себе второй вариант, и я уверенно шагнул, не забыв при этом сжать кулак.
Первая ночь прошла вполне сносно. Я спал, как младенец, мне снился сон, что я стою на сцене, в костюме, с бабочкой, что для меня совсем несвойственно. Я привык носить более расслабленную одежду, без официоза. И мне вручают награду за книгу, какую награду, я не запомнил, но отчетливо слышал, как зрительный зал взорвался в овациях.
Тут я подумал о доме. Представил, как мама нашла записку и расплакалась. А отец как всегда обзывался и орал. Мне стало тоскливо, я заметил, как по щеке потекла одинокая слеза. Но отступать было поздно, я не мог позволить себе такую роскошь, как вернуться домой и самовольно отдать себя на растерзание отцу.