Но и это ещё не конец!

Возникает второй вопрос: что делать дальше? Тема исчерпана, волна затихает, нужно уходить. А как, когда на тебя из темноты направлены тысячи глаз и ты чувствуешь себя, как кость в горле, сам себе тошный. И тогда автор взял и плюнул. Включил микрофон и сказал: «Так мне дочитать или как?» В ответ из темноты не то что прозвучало, а снова выдохнуло: «Д-да-а!!!»

И тогда автор дочитал свой юмор до последней строчки. Надо ли говорить, что зал реагировал так, как никогда в жизни. Особенно в конце, когда автор честно сказал:

– Ничего, ребята, времена подлые, но и это пройдёт. Всё опять будет хорошо, и нашей хозяйке при виде того, как гости налегают на твёрдую колбасу, не нужно будет вскакивать и кричать: «Почему мы не танцуем?! Мне хочется именно танцевать!»

Хорошо сказал!

Но это был ещё не конец.

Когда автор закончил, получил свои овации, на сцену уже поднималась всеми любимая популярная группа. Им, естественно, встречно хлопают, ибо их любят и любят за дело. Автор же спустился, идёт себе от центра поля к беговой дорожке, и ноги у него от всего этого совсем чужие. А ещё хуже, что не помнит: когда материл этих козлов, выключал микрофон или пускал живым звуком?! И вот идёт автор, пугаясь своих мыслей; слышит, как сзади настраиваются музыканты. И ещё слышит, что аплодисменты почему-то не стихают. Тогда усталый автор поднимает голову на сектор, видит в полумраке лица улыбающихся людей, которые смотрят на него и хлопают. И тогда автор показывает пальцем себе на грудь, мол, это мне? И люди отвечают: да, мол, да, естественно! И давай хлопать ещё сильней.

Так и шёл по беговой дорожке к выходу мимо переполненных секторов, и каждый сектор как бы передавал его аплодисментами другому.

Почти как чемпиона.

«Что есть слава? – спрашивал, бывало, мудрец, прислонясь к дувалу. И сам же себе отвечал: – Слава есть не иначе как яркая заплата на ветхом рубище певца!»

Автор же, в свою очередь, думает: что за дувал такой? Может, мудрецы к нему не прислоняются, может, они из него кушают?

Вообще-то автор относится к исчезающему племени эстрадных драматургов. А драматург, кто помнит, – это человек, сочиняющий пьесы. За деньги, конечно. Получается, что эстрадный драматург тоже сочиняет пьесы, только это называется «малая драматургия». Очень малая, смотреть не на что.

И деньги такие же.

Бернард Шоу, к примеру, или там Мольер в жизни не взялся бы за подобное. Только, понимаешь, размялся, взял дыхание, дошёл до четвёртой страницы, а уже велено заканчивать! А куда прикажете остальные, числом восемьдесят?! Шекспир бы разругался: что за дела?! Ещё был такой северный человек Ибсен – тот мог бы и заушить. Характер-то нордический.

А Чехов бы простил. Он всем прощал.

Вот. А автор, в отличие от всех упомянутых, вынужден был окорачивать свой гений, заталкивать его в прокрустово ложе заказчика. Каждый раз такая была морока – пришлось бросить и забыть. Но кое-что сохранилось. Помнится, народ всё это смотрел и смеялся. Иногда до слёз.

Ниже можно почитать и обнаружить, что автор не врёт.

Впрочем, он давно не врёт, что-то надоело.

Лето. Украинское село. Правление колхоза. В раскрытое окно слышится придавленное мычание трактора. Или тракториста. За столом – председатель этого всего Иван Михайлович. Перебирает колхозные бумажки, бросает костяшки на бухгалтерских счётах, сопит, занося в графики фиолетовые цифры. Вполголоса клянёт шариковую ручку.

Жарко.

В кабинет вбегает правленческая девчонка:

– Иван Михайлович! К вам корреспондент!