Оливер искоса посмотрел на меня. «Да, черт возьми, это было быстро».

Я выпустила дым и ответила: «Ну да». Из-за угла выскочило такси и, разбрызгивая воду из луж, двинулось к нам. Патрик сказал, что на самом деле он спустился, чтобы уехать, и ему пора бежать. Он поднял воротник и побежал.

Оливер забрал сигарету, и я положила голову ему на плечо, измученная от самой мысли, что придется вернуться внутрь и разговаривать с людьми.

Он позволил мне постоять так, а через мгновение сказал:

– Значит, ты уверена насчет свадьбы с Джонатаном. Он вроде не особо…

Я подняла голову и нахмурилась:

– Не особо что?

– Не особо в твоем вкусе.

Я сказала, что, поскольку он знает Джонатана два с половиной часа, меня не сильно интересует его мнение. Он протянул мне сигарету, и я взяла ее, раздраженная его словами и еще больше тем, как враждебно прозвучал мой ответ.

Патрик не остановил такси и ждал следующего на другой стороне улицы под дождем. Я курила и смотрел перед собой, зная, что Оливер наблюдает за мной. Через минуту он сказал:

– Значит, ты явно не беременна. Тогда зачем такая спешка?

Я хотела сказать, что у меня нет никаких противоречащих этому планов, но остановилась, потому что в горле стала подниматься кислота и я закашлялась.

После серии болезненных глотательных движений я сказала:

– Он любит меня.

Оливер забрал у меня последний дюйм сигареты и, зажав его в уголке рта, сказал:

– Но ведь это же не новость? Сколько лет прошло, десять?

Я спросила, о чем он говорит.

– Я про Джонатана.

– Вот дерьмо, извини. Я думал, ты про Патрика. Мне казалось, ты знаешь. А сейчас понимаю, что нет.

Я повернулась и внимательно посмотрела на него.

– Патрик меня не любит, Оливер, это же смешно.

Он ответил медленно, слишком четко артикулируя слова, словно пытался объяснить очевидный факт ребенку:

– Еще как любит, Марта.

– Как ты можешь это знать?

– Как ты можешь этого не знать? Все остальные знают.

Я спросила его, кто в данном случае эти все.

– Мы все. Твоя семья. Моя семья. Это уже легенда у Рассел и Гилхоули.

– Да когда он тебе это сказал?

– Ему и не нужно было.

– Ага, понятно. Значит, он никогда этого не говорил. Вы просто придумали.

Он сказал: «Нет».

– Но это…

– Оливер, он мне как кузен. И мне двадцать пять. А Патрику сколько? Девятнадцать?

– Двадцать два. И он тебе никакой не кузен.

Я снова посмотрела на улицу. Патрик сдался и уходил от нас, склонив голову под дождем.

Я никогда сознательно не обращала внимания на его манеры или внешность, но все в нем – ширина плеч, форма спины, то, как он ходил: выпрямленные руки глубоко засунуты в карманы, а внутренняя сторона локтей обращена вперед, – в тот момент показалось мне таким знакомым, словно любой общеизвестный факт или человек в жизни.

В конце улицы Патрик оглянулся через плечо и коротко помахал. К тому времени было слишком темно, чтобы как следует разглядеть его лицо, но за долю секунды до того, как он двинулся дальше, повернул за угол и исчез, мне показалось, что он смотрит лишь на меня. И я поняла, что это правда: Патрик любит меня, а в следующее мгновение – что знаю это уже давно. И раньше, за столом, я видела на его лице не сочувствие, и поэтому мне было так невыносимо: от одного человека исходила любовь, пока все остальные надо мной смеялись.

Оливер ничего не ответил, только приподнял бровь, когда я заявила, что это не имеет значения, ведь я влюблена в Джонатана, затем я побежала под дождь и вернулась наверх.

Наша с Джонатаном свадьба обошлась в семьдесят тысяч фунтов стерлингов. За все платил он. Я позволила все организовать его сводной сестре, которая описывала себя как организатора мероприятий и разделяла с Джонатаном дар создавать неукротимый импульс. В электронных письмах без заглавных букв она рассказывала мне, что есть около миллиона ниточек, за которые она способна потянуть в