– И сейчас у тебя нет дежавю? – спросил он. – Ощущения, что этот разговор у нас уже был?

– Я знаю, что такое «дежавю», – сказала я. – Но сейчас такого ощущения у меня нет.

– Тем не менее, это не первый наш разговор, и ты видишь меня далеко не в первый раз, – сказал он. – Ты в нашей клинике уже больше двух недель, и каждый день мы знакомимся с тобой заново, Бобби.

– То есть?

– Твоя потеря памяти циклична, – сказал он. – Каждое утро ты забываешь то, что происходило с тобой в предыдущий день.

– Это лечится?

– Устройство человеческого мозга до сих пор является одной из самых больших медицинских загадок, – сказал он. – Но я надеюсь, что мы сможем тебе помочь.

– И как же вас зовут, доктор?

– Грег.

Я замолчала.

Конечно, мне о многом хотелось его спросить, но какой в этом смысл, если завтра я все равно забуду все завтра к утру?

– Откровенно говоря, твоя потеря памяти волнует меня меньше всего, – сказал Грег. – Ты молода, есть хорошие шансы, что мозг восстановит все связи, и ты перестанешь все забывать. Возможно, это случится уже завтра, возможно, через пару недель, возможно, потребуется чуть больше времени, но в конечном итоге все будет нормально. Я не могу гарантировать, что ты все вспомнишь, но в том, что перестанешь забывать, я уверен.

– Где мои родители? – спросила я.

– Они поехали домой, – сказал доктор Грег. – Я им посоветовал. Они были здесь всю первую неделю, но ты должна понимать, как тяжело им давалось каждый раз объяснять тебе одно и то же. Если ты считаешь, что он и должны вернуться, я тотчас же им позвоню…

– Но завтра я об этом уже не вспомню, так?

– По правде говоря, сейчас им не нужно здесь быть, – сказала Грег. – Их присутствие никак не поможет в твоем лечении.

– Я могу им хотя бы позвонить?

– А ты действительно этого хочешь? – спросил он. – Подвергнуть пожилых людей тяжелому эмоциональному испытанию? Они и так знают, что с тобой все хорошо.

– Вы нашли какое-то новое значение для толкования выражения «все хорошо», – сказала я. – Разве ж у меня все хорошо?

– Они знают, что ты в безопасности и получаешь квалифицированную медицинскую помощь, – сказал он.

– Мне даже температуру не измерили, – заметила я.

– Современные датчики, которыми нашпигованы стены этой палаты, получают эту информацию дистанционно, – сказал он. – И не только эту. Хочешь поесть?

– Что на этот счет говорят ваши датчики?

Он улыбнулся.

– Такими данными они не располагают. Так что насчет хорошего гамбургера и колы?

– А вы точно доктор? – спросила я. – Или все настолько плохо, что вредная еда уже не сделает мне хуже?

– Я считаю куда более значимым, что это привычная и вкусная еда, – сказал он. – А вред… в общем-то, его наверняка преувеличивают. По крайней мере, я не думаю, что один гамбургер и стакан газировки могут нанести непоправимый вред здоровью. Конечно, злоупотреблять не стоит, но в небольших дозах и яд может послужить лекарством… Так удалось мне тебя уговорить, Бобби?

– Считайте, что удалось, – сказала я. Особого голода я не чувствовала, но понимала, что поесть все-таки надо.

Хуже от этого точно не станет. А если они захотят что-то подмешать в еду…

С другой стороны, у них есть наверняка и более простые способы меня отравить. Если есть такое желание…

И все же, у меня было ощущение… нет, не дежавю. Ощущение какой-то неправильности всего происходящего. Мои уехавшие родители, особенно мама, которая никогда бы меня не оставила. Какая-то крутая частная клиника в Городе… Допустим, за благотворительным фондом, который оплатил мое здесь пребывание, теоретически мог стоять мой отец, не папа Джон, а другой, но только теоретически. Все это было непохоже на обычное поведение моих родителей.