– Саша! – она закричала так громко, что Бруни перестал скулить снаружи. – Саша!!!
Ее голос был больше похож на рык или на вой, и даже если бы Саша был рядом, он бы не узнал своего имени – таким отчаянным и горьким был этот крик. Однако Олег был напуган не меньше. Вытянув руки вперед, он сделал шаг навстречу незнакомке, чтобы показать, что он не опасен.
– Если будешь продолжать так верещать, то тебя тут же сыщут. Тебя и в крепости, наверное, слыхать!
Он сделал еще два шага вперед.
– Ах! – Мирослава громко воскликнула и, теряя сознание, завалилась на бок.
Олег тут же поднял ее на ноги, потряс и слегка ударил по щекам. Веки Мирославы едва дрогнули, но так и не открылись. Она была в сознании, но слишком истощена. В ушах свистело.
Олег уложил девушку на скамью и укутал. Снаружи снова донесся вой не то собаки, не то волка. Олег вовремя опомнился и запустил зверя внутрь, чтобы тот не привлекал лишнего внимания. Бруни вскочил на лавку к хозяйке и принялся лизать ее лицо. Мужчина сел на лавку напротив и тяжело вздохнул. Он смотрел на девушку и удивлялся ее красоте.
– И как такое можно отдать огню? Все боги восстанут и прогневаются… вся земля тогда станет для нас общим пожаром…
Он сидел так с полчаса, смотрел на незнакомку и думал о том, откуда ей было взяться в воде. Если незнакомка впрямь была рабыней и сбежала из крепости, неужели она решила утопиться? Упала ли случайно? В избу вбежала Алинка, которая говорила до этого с Олегом. Она сообщила, что из крепости приехали всадники.
– Говорят, ты сказал Ефанде, что видел девчонку, вот и пришли по твою душу! Не гневи богов! Отдай ее! Иначе они всех нас перережут!
– Тише ты, Алинка! – рявкнул Олег. – Я же сказал, он не тронет меня. А значит, не тронет и моих людей. Я слишком высокую цену заплатил за нашу свободу.
– Да этот варяг только и ждет повода, чтобы перерезать нас всех!
– Ефанда сказала, он в Новгороде, – противился Олег. – Поехал на переговоры. Это значит, варяги сейчас слабы. Они не возьмут оружие. Не сей смуту попусту.
Его лицо помрачнело. Брови сдвинулись. Он приказал Алинке следить за гостьей, а сам вышел из избы, чтобы встретить всадников, прибывших из крепости за рабыней.
Мирослава очухивалась медленно. Последний раз она так чувствовала себя в тот день, когда отходила от наркоза в больнице. Тело было неподвластно ей. От малейшего движения голова шла кругом. Она чувствовала, как долгое время над ней стояла женщина, жгла какие-то травы и говорила сама с собой шепотом, возможно, молилась или читала заговоры. Спустя час Мира осталась совсем одна в полной темноте. Хороший сон помог прийти в себя. Олег так и не вернулся.
Мирослава нащупала Бруни, он послушно лежал в ее ногах, согревая их в мартовский холод. Она с трудом слезла с лавки, взяла тулуп, что получила в обмен от девушки, и выскользнула из избы, держа Бруни за ошейник. Во дворе стояла гробовая тишина. В окнах некоторых жилищ был свет: видимо, жгли лучины. Во дворе никого. Хороший шанс, чтобы сбежать. Пришлось дать глазам привыкнуть к кромешной тьме, чтобы хоть что-то разглядеть. Как портится человеческое зрение, привыкшее к электричеству! Она схватила один из факелов, воткнутых в хрустящий снег у деревянного идола.
– Ну и техника безопасности…
Мирослава уже подходила к воротам, ведущим из деревушки, как вдруг Бруни чего-то испугался и громко завыл. В соседней избе послышались шаги.
– Бруни! – заругалась Мирослава, пытаясь открыть засов дрожащими руками.
Щелчок. Свобода.
– Бежим, малыш!
До реки оставалось метров сто.
– Как и любые другие племена, славяне всегда строили общины рядом с источником воды. Вероятно, это была одна из тех необычных современных общин, что сохранила обычаи и язычество… Странно, что мы с Сашей упустили этот момент. Не славяне, а сектанты, ей-богу! – объясняла она Бруни на ходу, будто пес мог понять хоть словечко.