- Привет, Паша, - робко улыбнулся Гена.
- Привет, - вторил ему Андрей, стоящий немного в стороне.
- Привет, - повел бровью и открыл дверь шире. Молча уставился на мужиков, ожидая объяснения их внезапного появления на пороге моей квартиры.
- Мы… это… - вздохнул Генка и вскинул руку, прочесав пятерней колючий затылок. – Мудаки, короче.
Поднял теперь оби брови, но помогать им с дальнейшим построением объяснений не стал. Хорошо, в общем-то, начали.
- Да, Паш, - подошел немного ближе Андрей. Переложил шуршащий пакет из руки в руку и, бегая взглядом от дверного звонка к моему лицу, несмело добавил. – Мы вели себя, как мудаки. Весь год мы поступали не так как друзья, а как…
Повисла пауза, во время которой Андрей поджал губы, силясь подобрать нужный эпитет.
Понимая, что ждать долго, подпёр плечом дверной косяк и скрестил руки на груди. Вопросительно посмотрел на обоих.
- Ссыкуны, - выдавил, наконец, Генка. – Мы зассали! Спрятались в свои ракушки и… - тяжело вздохнул, нервно провел широкой ладонью по лицу. – В общем, Паш! Давай, мы скажем тебе всё, как есть, а потом можешь нас хоть с лестницы спустить. Заслужили.
- Слушаю, - дернул я плечом и склонил голову набок, поочередно глядя на обоих.
- Давай, я всё скажу, потому что наш профессор, пока разомнет свои интеллигентные яйца - день кончится, - Генка привычно подколол Андрея и сделал шаг ко мне. Гримаса слетела с его лица и уступила место редкой для него абсолютной серьёзности. – Когда умерла Маша, я впал в ступор. Такого даже врагу не пожелаешь, а уж когда у лучшего друга умирает жена, то сфинктер схлопывается так, что аж парализует. И меня парализовало. Я не представляю, Паша, как ты всё это пережил и как держишься до сих пор. Но я испугался. Ты прости нас и, конкретно, меня, но я боялся… Каким-то своим задним сраным мозгом я боялся, что это может быть заразным. Что я так же могу потерять свою жену и, вообще, тронусь головой… - серые глаза друга заполнились непрошеной влагой. Кадык нервно дернулся, прокатился по жилистой шее и вернулся на место вместе с рваным вдохом. – Ты имел право бухать, злиться на нас и ненавидеть. Это мы не имели права избегать тебя, как прокаженного, и оставлять наедине со своим горем. Маша тоже была нам дорога, мы любили её, как подругу, друга, как младшую сестру… - стиснул зубы проглатывая очередной колючий ком. - Но, какого-то хрена, вместе с ней мы похоронили и тебя. Просто потому что не знали, как теперь с тобой общаться и каких тем стоит касаться в твоём присутствии, чтобы не ранить тебя снова, не задеть болезненные воспоминания и, чтобы ты не чувствовал себя уязвимым. Говорят, друг познается в беде. Так вот, Паша, мы провалили эту проверку по всем фронтам. Твои друзья – мудаки, но мудаки, осознавшие, что они мудаки.
Опустив голову, Гена резким движением руки смахнул сорвавшуюся слезу тыльной стороной ладони. Шумно впустил воздух в легкие через нос и поднял на меня взгляд покрасневших глаз.
- По морде дай хоть, - добавил он сипло.
Челюсти ныли, зубы готовы были раскрошиться от того, как сильно я их стиснул, чтобы сохранять каменное выражение лица. Но предательская слеза, выкатившаяся из уголка глаза, пустила трещину в напускном равнодушии.
- Проходите, - сказал я, с трудом разомкнув губы, и отошёл в сторону, чтобы пропустить мужиков в квартиру.
Но вместо того, чтобы пройти мимо, они сгребли меня в медвежьи объятия, вжав в дверь.
- Прости…
- Друг…
Три взрослых мужика, у которых за плечами имелся колоссальный жизненный опыт и тонна прожитых проблем, сдержанно плакали у порога распахнутой настежь квартиры.