Жизнь и смерть нас не спрашивают. Всё свершается в назначенное для него время. Именно в этот роковой час беременная славянка, сжимая в зубах деревянную рукоятку ножа, чтобы не завыть от рвущей низ живота дёргающей боли родовых мук, прямо на земле, под стеной какой-то ветхой постройки, разрешилась от бремени. Некому было принять ребёнка. Молодая мать сама перерезала пуповину и перетянула её суровой нитью. Сама избавилась от последа. Взяв новорождённого за ножки, тряхнула его и крепко хлопнула по ягодницам. Новорождённый зашёлся криком, очищая лёгкие от околоплодной жидкости. Затем мать дрожащими руками вытерла тело сына исподней юбкой и, укутав его, поднесла к груди. Притихший младенец припал к соску и, жадно и сладко причмокивая, начал сосать.

Пробегавший мимо воин на ходу полоснул острым железом по мокрому от пота, беззащитному женскому виску.

Когда всё закончилось и победители стали стаскивать трупы в одну большую кучу для их последующего погребения, сосунка обнаружил поседевший в боях ветеран. Младенец лежал, придавленный мёртвой матерью; он был весь покрыт коркой уже успевшей подсохнуть крови и молчал. Сначала воин подумал, что ребенок мёртв. Однако тот оказался на удивление живуч. Когда ветеран вытащил его из-под убитой матери, он громко, во всё горло, басовито заявил о своём праве на жизнь и, ухватив окровавленными ручонками бороду воина, потащил её в рот. Тот заглянул в пока еще бессмысленные, бесцветные глаза ребёнка, и вдруг что-то дрогнуло в душе старого вояки.

– Я назову тебя Кукушонком. Расти, малыш.

В опустошенной деревне нашли козу. Воины с шутками и смехом надоили молока и покормили найдёныша. Козу забрали с собой. Вместо мамки будет!

Узнав об уничтожении славянской деревни и избиении её жителей, разгневанный новгородский князь Гостомысл хотел было пойти войной на Пермь Великую, но, когда его послам предъявили неопровержимые доказательства того, что первыми начали именно славяне, остыл. Да и бояре отсоветовали ратиться с грозным восточным соседом до тех пор, пока Новгород не будет полностью обнесен крепкой стеной с высоким валом.

Однако пора отвлечься от дел государственных, хотя именно благодаря набегу славян в Городищенской слободе появился мальчонка по имени Кукушонок. Рос среди оружия и запаха кожаных доспехов, в особой атмосфере, пропитанной духом солдатчины. Был он ничьим сыном, и в то же время считался сыном всех слобожан. Научившись плавать, полюбил водную стихию и всё свободное время проводил на реке, за что и получил второе имя – Рыба. А когда совсем вырос и стал знатным воином – опытным, безжалостным, беспощадным, жадным до крови и металла – его прозвали Щукой, за жёсткий нрав и серые, отливающие сталью, холодные глаза. Никто не мог устоять против него в бою на боевых топорах; в совершенстве владел он и любым другим оружием. От природы любознательный, он выучил греческий и славянский языки, как родной, свободно говорил по-хорезмийски и по-франкски, читал и разговаривал по-арабски. Знал латинское письмо. Имел богатую библиотеку, которая постоянно пополнялась благодаря приходившим с караванами купцам. Общался с пруссами, викингами, русами и вендами.

Четыре года назад, став Большим Воеводой, начал применять он знания, почерпнутые из книг, в военном деле.

Сухощавый, небольшого роста, обликом своим действительно напоминавший щуку, он наводил ужас на врагов. При нём отчасти угомонились противившиеся объединению манси, затихли вятичи. Иногда, правда, соседние племена и народности еще совершали краткие, незначительные набеги, однако от больших войн вот уже пару лет предпочитали воздерживаться. Ещё были свежи воспоминания, как возглавляемое Щукой войско вторглось в земли вятичей и стёрло с лица земли несколько деревень подряд вместе с их жителями. Пленных не брали – всех без исключения: старых и малых, мужчин и женщин, и даже младенцев – развесили по деревьям. То-то был пир для воронов! Тогда же один из родов манси, особенно досаждавший Перми Великой, по приказу Щуки, был обнаружен следопытами, и, хотя становище располагалось за Каменным поясом, войско сумело незаметно к нему подобраться, окружить и – в короткой, злой схватке – уничтожить. Снова не оставили в живых никого. И бросили их непогребёнными, что было страшнее самого убийства.