Сонет Хопкинса как нельзя лучше отражает то, к чему мы стремимся в своих попытках понять жизнь, тот самый «конец», к которому мы хотим прийти: ту энергию, спонтанность и самозабвенную радость, в которую Христос, являющий Собой Бога, вовлекает и окунает всех нас, так что в результате вся жизнь становится игрой и поклонением. Чтобы избежать недопонимания и подмены понятий, некоторые из нас прикрепляют к этой жизни уточняющее определение и говорят о христианской жизни, и действительно именно христиане призваны к тому, чтобы свидетельствовать о реальности этой жизни и помогать людям учиться так жить посреди общества, где эту жизнь постоянно пытаются ограничить, свести к чему-то более примитивному или сломить.

Вот почему я выбрал сонет Хопкинса, чтобы задать тон всей этой книге и с самого начала определить сущность того, о чем собираюсь писать. Мне хотелось бы максимально ясно и верно описать ту жизнь, которую христианская церковь вот уже две тысячи лет ведёт в мире и ради мира. В каком-то смысле мне хотелось бы сделать то же, что сделал Хопкинс в своём сонете. Любое стихотворение – это сложное переплетение звуков и ритма, очевидных и куда менее очевидных смыслов, где обычное и неожиданное оказываются рядом, вовлекая нас в жизнь: настоящую, глубокую, реальную жизнь. Именно этого я и хочу: не просто что-то объяснить или снабдить вас полезной информацией, но вовлечь вас – моих друзей и родных, соседей и прихожан церкви, читателей и студентов – в игру и помочь нам всем научиться играть вместе с Христом. Я не скажу ничего нового: христиане давно знакомы со всеми изложенными здесь основными принципами уже потому, что они живы и приняли крещение. Мы уже участвуем в этой жизни, потому что Христос действительно играет в «десятках тысяч мест». Но я надеюсь, что мне удастся хоть немного больше и глубже вовлечь вас в эту игру – ведь именно мы и есть те самые лица, руки, ноги и тела, в которых и посредством которых играет Христос.

Эта книга – разговор о духовном богословии; разговор, потому что разговор предполагает беседу, обмен репликами и присутствие разных людей, которые не только размышляют о предложенной теме, исследуя и обсуждая её, но и радуются возможности делать это вместе. Само это словосочетание, «духовное богословие», соединяет воедино два компонента, которые нередко оказываются оторванными друг от друга, органически сочетая внимание, с каким церковь относится к нашим представлениям о Боге (богословие), с тем, как мы день за днём живём с Богом (духовность).

За несколько последних десятилетий всеобщий интерес к духовности резко возрос, и произошло это главным образом из-за глубокого разочарования в предлагающихся нам подходах к жизни, которые оказываются либо чрезмерно рационалистичными (когда психологи, пасторы, богословы или эксперты по стратегическому планированию засыпают нас схемами, диаграммами, определениями и инструкциями), либо безлично-функциональными (со всеми лозунгами, целями, стимулирующими посылами и программами, которые продвигают рекламщики, коучи, консультанты по развитию мотивации, лидеры церквей или евангелисты). Рано или поздно большинство из нас ощущает в себе глубинное желание всем сердцем и душой проживать то, что мы уже и так знаем головой и делаем руками. Но «к кому нам идти?» (Ин. 6:68). Образовательным учреждениям практически нет дела до наших желаний: они выдают нам списки книг и назначают экзамены, но почти не обращают внимания на нас самих. На работе быстро выясняется, что нас ценят преимущественно (если не исключительно) за полезность и продуктивность: когда мы работаем хорошо, нас хвалят, а когда плохо – увольняют. Тем временем религиозные институты, куда раньше было принято обращаться по вопросам Бога и души, все чаще и чаще вызывают лишь разочарование у современных людей, видящих, что и здесь их либо энергично обрабатывают с целью превратить в потребителей духовно-религиозного рынка, либо воспринимают как тупых и нерадивых учеников, которых надо натаскать перед страшным выпускным экзаменом, где их будут спрашивать про то, «как обставлены небеса и какая температура огня в аду»