Рен не знала, что весрианские солдаты тоже пропадали. И хотя эта новость встревожила ее – вернее, сбила с толку, – она не смогла удержаться от ухмылки, прочитав первую часть заголовка.

Хэл Кавендиш пропал. Как им могло так повезти?

В девятнадцать лет он стал главным кандидатом на должность следующего верховного магистра, и Рен бросало в дрожь от мысли, какими ужасами может обернуться правление Хэла. Чтобы угодить своему ненасытному богу, весрианцы провели выборы, которые были не более чем кровавым спортом. Каждые пять лет восемь правящих семей выдвигали кандидата, чье лидерство проверялось в бою. В этом году Хэл должен был стать девятым магом – и первым Кавендишем за два поколения, который рискнет жизнью ради власти.

Магия в роду Кавендишей иссякла вместе с дедом Хэла, и, верная жестоким обычаям Весрии, его семья была лишена титула и отстранена от права членства в магистериуме. Теперь Хэл должен был убивать и наводить страх на аристократию, прокладывая свой путь к славе. Поистине омерзительное искупление. Кто, в конце концов, был бы настолько глуп, чтобы бросить вызов Жнецу Весрии? Никто не знал, скольких данийцев он убил. И даже до участия в войне он совершал зверства. Ходили слухи, что весрианскую военную академию заканчивала только половина их новобранцев. Другая половина погибала, убитая своими же одноклассниками на турнире.

«Наконец-то, – подумала она. – Еще на одного монстра в этом мире стало меньше».

– Что-то интересное? – спросила Уна.

Рен обернулась на звук ее голоса. Ей потребовалось мгновение, чтобы осознать, что Уна – настоящая Уна – стояла перед ней. Она почти не узнала ее в гражданской одежде: черный галстук и пальто до колен на фоне накрахмаленной белой рубашки. В туманном свете ее янтарные глаза потемнели до теплого насыщенного цвета сиропа, а черные волосы ярко блестели на фоне снегопада. Он запорошил ее ресницы, растворился в шерсти пальто.

– Уна! – Она бросилась вперед и заключила ее в объятия. Уна ожидаемо напряглась, но прямо сейчас Рен это не волновало. Она не хотела слышать никаких протестов. – Ты дома. Ты жива.

– Естественно. – Уна высвободилась из объятий Рен. – Я же сказала, что вернусь домой.

– Да, но…

– Прошла всего неделя.

– Я тосковала от разлуки.

– Безусловно.

Рен прикусила губу. Было почти ошеломляюще снова быть с ней. Она хотела вытянуть из нее все подробности миссии. Она хотела сказать, что больше не оставит ее одну. Но она не могла опоздать.

– У меня встреча с королевой. Прогуляешься со мной?

– Веди.

Уна поравнялась с ней, и их разговор перешел в неловкое молчание. Майор всегда обладала целеустремленностью паровоза, но сегодня она владела ею как оружием. Что-то в ее приподнятом подбородке, ритмичном стуке ботинок по улице разделило толпу надвое. Ничто не нарушало ее сосредоточенности или мрачно-равнодушного выражения лица. Ни рабочие, вывешивающие плакаты протеста у ворот фабрики. Ни торговцы, заводящие хрипящие безделушки и кричащие: «Чудо из Керноса, сестра!» Ни рыночные лавки, битком набитые грушами и глазированной выпечкой.

Она чего-то избегала, и Рен так или иначе узнает, чего именно. Толкнув Уну в плечо своим, она сказала:

– Итак? Расскажи мне все.

Улица, должно быть, стала вдруг значительно интереснее. Уна решительно смотрела на Башню вдалеке. Густые серые облака поглотили ее, сквозь них пробились лишь слабые намеки на замысловатые ажурные шпили, такие же кружевные, как платья королевы. Судя по всему, скоро они будут погребены под снегом.