Неумерший вдруг вскинул голову, и в глазницах засветились льдистые огоньки магии смерти. Тощая нежить у его ног вскочила и грозно зашипела в сторону зависшего у стены дымка.

– Кто… ты… – прокатилось угрожающее.

А спустя миг в призрачную ленточку уже летел сноп серебряных искр…

Ворон успел разорвать связь с ищейкой. Встал на ноги, несколько раз сморгнул, приучая глаза к нормальному зрению, и первым делом развеял остатки уничтоженного неупокоившимся колдуном заклинания поиска.

– Что там? – подбежал к нему наставник.

– Неумерший, как я и предполагал.

– Неумерший, вы уверены? Не хотелось бы узнать, что в городе объявился лич…

Салзар утер рукавом выступивший на лбу пот и покачал головой:

– Нет, это не лич, поверьте. Кем был Феаст? Теоретиком-артефактором? Даже высшие мастера смерти не всегда умеют провести ритуал как положено.

Продолжать он не стал: Марко, в конце концов, не школьник, и пусть он не некромант, в основах разбираться должен. Настоящий лич, колдун, с помощью темного ритуала заключивший свой дух в тяжело разрушаемую и хорошо припрятанную от посторонних глаз филактерию и этим обеспечивший себе практическое бессмертие после гибели тела, – это одно. А неумерший – совсем другое. И только полный профан станет отождествлять эти понятия. Но ясно, отчего Медведь нервничает: лучше впустить в город чуму, чем истинного лича – эпидемию победить проще.

Однако там, под завалившейся крышей избегаемого вороньем дома, затаился отнюдь не лич, в этом Салзар был убежден. Во-первых, прижизненная специализация магистра Феаста вряд ли давала ему необходимые познания в темной магии крови, и даже займись он изучением этого вопроса самостоятельно, едва ли смог бы достичь необходимого результата. Во-вторых, если бы после убиения чародей в самом деле переродился личем, вопрос с его убийцей решился бы сам собой: подобные твари злопамятны и, хотя планируют свое обращение после смерти заранее, не прощают тех, кто досрочно прервал их полнокровную жизнь, лишив недоступных ходячему трупу радостей. Первыми жертвами личей во все времена становились их убийцы, и колдун-мертвец за прошедшее время должен был бы начать поиск, но по Марони и слухи не ходили о бродящих по улицам мертвецах. А в-третьих, и это главное, Ворон почуял бы лича еще в тот момент, когда тот выбрался бы из кокона. А лич почуял бы его. И пришел бы за ним даже раньше, чем за своим убийцей… Только об этом рассказывать Марко необязательно – в каждой профессии свои секреты и риски.

– Это не лич, – повторил он. – Неумерший. Не знаю, что удерживает его дух в теле… И его ли это дух. Но в любом случае стоит попытаться его расспросить.

– Думаете, он станет беседовать с вами? Эти существа безумны, как я знаю.

– Он сохранил речь. Сохранил способность к волшебству. Возможно, и память. Нужно попытаться. А если не получится, попробуем его уничтожить.

– Попробуем? Разве недостаточно будет сжечь тело?

– В данном случае – нет. Рискуем взамен неупокоившегося мертвеца получить неупокоившийся дух. Нужно разобраться, что его держит. Но это – моя специализация, справлюсь.

– У вас как раз появилась возможность себя проявить. – Марко кивнул в сторону дома.

Проследив за его взглядом, Салзар ответил мрачной усмешкой и пошел в сторону обветшалого жилища.

Неумерший стоял в дверном проеме, поджидая гостя, а его ободранная любимица заняла место на левом плече, с шипением выгибая прорвавший истлевшую шкурку хребет. В свете заходящего солнца выбравшийся из сумрака разоренных комнат мертвец выглядел зловеще: резко выдавался вперед заострившийся нос, скулы грозились разорвать сухую натянутую кожу, обнажая белесый череп, а редкие, но вздыбленные седые волосы до плеч создавали впечатление, что его голову окутывает туманный ореол.