, которого уже два года как не числилось в составе флота. А когда полномочия по обновлению и поддержанию целостности оранской эскадры получил майор Жёв, все позабыли о паровых судах, в геометрической прогрессии распространявшихся по всему миру, поскольку старик был человеком взглядов консервативных, и не понимал преимуществ паровой машины над тысячелетиями использовавшимися парусами. А объяснять ему этих преимуществ никто не хотел и боялся, так что все дружно ходили под парусами, принимая щедрую помощь великодушного ветра. Омар и тот вовсе никогда не видел паровой машины, и при рассказах о ней представлял мелких чертей, скачущих в колесе и своей магией разогревающих дьявольский механизм, а угли для них служить в таком случае должны были в качестве пищи. Но такая «отсталость» араба была вполне оправдана. И не было никаких потешаний в его сторону.

Когда Оскар Жёв вернулся в крепость, чтобы выспаться перед отплытием, ему не дала этого сделать одна тревожная мысль, засевшая в голове у него еще утром. С этой мыслью он решил посетить Омара, находившегося все так же, в комнате надзирателя тюрьмы. Спустившись в нечто среднее между подземельем и обычной высоты зданием, Жёв прошел мимо храпевших стражников так тихо, что те даже не шевельнулись. Бесшумно отворив тяжелую деревянную дверь комнаты надзирателя, майор вошел внутрь нее. Омар также не спал, он лежал с закрытыми глазами и очень громко дышал, будто представляя себе что-то очень тревожное, как мысль, задевшая Жёва. Разумеется, араб услышал, как в комнату кто-то вошел, но не подал этому виду. Майор присел на свободный стул, стоявший в метре от кровати, на которой расположился бен Али, и стал осматривать помещение. Не ослепнуть от ночной темноты старику помогал большой старый канделябр, наполненный свечами, не догоревшими еще наполовину даже, вероятно, потому, что зажжены были сравнительно недавно. Комната надзирателя гарнизонной тюрьмы представляла из себя, если выразиться совсем уж образно и грубо, камеру повышенной комфортности. Слишком немного удобств отличали ее от сырых подвальных помещений, в которых содержались преступники. Среди таких удобств, в первую очередь, выделялось большое окно, дающее возможность наполнить комнату теплым солнечным светом, а также достаточно мягкая кровать, с двумя перьевыми подушками, тонким одеялом и с тумбочкой подле, в отличие от больших деревянных досок с такими же «деревянными» подушками, повсеместно наставленных в камерах. Присутствовал в комнате и письменный стол, небольшой и трухлявый, но позволявший за ним есть и писать. На этом удобства заканчивались. Стены комнаты были лишь слабо побелены, о краске не могло идти и речи, тюрьма как никак. Осмотрев комнату, Жёв направил свой грозный, но очень уставший взгляд на Омара, лежавшего в кровати обутым, в своей легкой арабской одежде. Майору показалось странным, что Омар лежал на спине, заложив руки за голову, и при этом не двигаясь совершенно. Молча понаблюдав за ним пару минут, старик нарушил мрачную тишину, царившую здесь.

– Ты же не спишь, верно?

– Ты прав, – без признаков сонливости ответил араб. – Зачем пришел сюда? Да и в такой час?

– Меня одолела одна мысль, которой мне бы хотелось поделиться с тобой.

– Ну так делись, не медли, утром отплытие, сам знаешь.

– Верно…

Майор устало вздохнул и с минуту помолчал, обдумывая свой вопрос. Когда черная туча отплыла на некоторое расстояние от Луны, и одинокий сизый луч пробился сквозь маленькое окно, озарив лицо Омара, Жёв вдруг забыл (а может и нарочно передумал) о той мысли, что всего несколько минут назад не давала ему покоя и привела его сюда. Он решил задать совершенно другой вопрос: