– До совершеннолетия он будет расти нашим сыном, а после надо будет собирать сход для инициации, да ты же помнишь, как это происходило с Вундеркиндом.

Лицо Ольги жалобно сморщилось, из глаз потекли слезы. Она закрыла лицо руками, сдерживая рыдания.

– Да ты что, дорогая. Это радость великая, что Владыка вернулся. А ты плачешь, – он обнял жену, утешая.

– Да, я хорошо помню, как преобразился этот мальчик Вундеркинд, когда вы инициировали его. Между ним и Междамиром пропасть. Он даже забыл, что когда-то был Вундеркиндом. И здесь тоже, забудет мать родную, – Ольга заплакала пуще прежнего.

– Ну что ты, впрямь, словно его хоронишь. Уверяю тебя, здесь другой случай. Вундеркинд потерял своих родителей и очень страдал. Он подправил свою нейрограмму, поскольку боль потери была сильна. Здесь же другой случай. Я же помню своих родителей и родственников. И Иван будет тебя звать мамой, хотя и станет Волхвом.

Ольга слегка успокоилась, подняла на мужа заплаканные глаза и улыбнулась.

– Вот так новость, – Вольга Всеволодович радостно потер ладони, – да и ответственность свалилась немалая. Нужен наставник и не один. Не думал я, не гадал. Как говорится, не буди лихо. Вот откуда эти кристаллы появляются. Для него нет барьера между реальностями. Он может творить миры. Как бы чего не натворил в неведении. Надо звать Междамира, да и Игоршу, хватит ему в столицах штаны просиживать.

– Как же, бросит он свой фехтовальный клуб, – Ольга Ларионовна покачала головой.

– Здесь откроет. Для деревенских ребятишек. Позвоню, пусть перебирается в деревню на постоянное житье. Надо старосте сказать, что дом новый строить пора.

Вечером Вольга Всеволодович сделал два звонка. Старому соратнику Юрию Николаевичу и своему брату Игорше. Он был краток, на другом конце его слова были приняты с должным вниманием и без объяснений.

– Юрий Николаевич, Иван выбрал личные вещи Владыки Драгомысла.

– Вот так новость! Понял тебя, буду завтра, – в трубке раздался веселый голос Юрия Николаевича.

– Игорша, собирайтесь с семьей к нам в деревню на житьё. Иван выбрал личные вещи Владыки Драгомысла. Ты и Междамир будете ему наставниками. Юрия Николаевича я предупредил.

– Отличная новость, братишка. Пойду, обрадую супругу. Мы только недавно об этом с ней говорили, что хорошо было бы к вам в деревню насовсем перебраться. За две недели здесь дела завершу и жди. Как у вас там с жильем?

– Первое время поживешь у нас, а к осени отдельный дом справим.

– Добро.

Вольга Всеволодович выглянул в распахнутое окно. Во дворе дома стоял Иван и смотрел на сидящую на ветке разросшейся рябины большую черную ворону, и сторонний человек мог бы подумать, что они между собой переговариваются. Ворона косила глазом и раскрывала клюв, мальчишка, рассказывал ей что-то, каркая и отчаянно жестикулируя. Он здорово имитировал голоса птиц, отличить было невозможно. Ну что же, вон оно как повернулось. Значит, пришла пора сказывать сыну заповедные сказки, те, что он слышал от своих отца с матерью в ипостаси будущего Волхва Вольги. Вольга Всеволодович вышел на крыльцо и сел на ступеньку:

– Сынок, поди-ка сюда. Хочешь, я тебе сказку расскажу?

– Хочу, – мальчишка повеселел от удовольствия и отвернулся от вороны, которая, каркнув что-то на им обоим понятном языке, взмахнула тяжело крыльями, сорвалась с ветки и улетела.

– Присаживайся рядом и слушай.

Иван подошел, подсел рядом на ступеньку крыльца и прижался к руке отца, приготовившись слушать.

– Давно это было. Когда наши деды еще индриков пасли.

– А кто такие индрики?

– А это вроде слонов, только лохматые и большие. Большие телеги в них запрягали. Родились в одной семье два брата. Один черноголовый, а у другого волосики были белые, словно пух. Чёренький, едва подрос, за лук да седло ухватился, и не надо было ему других игрушек. Вечно отец его на прилуке седла с собой возил да из маленького лука стрелять учил. А другой полюбился Волхву храмовому. Тот с ним о чем-то разговаривал да чертил какие-то непонятные знаки на земле, а малой-то кивал в ответ, будто понимал. Матери не до них было. Семья была большая: всех накорми, напои да одежду сделай. Долго ли, скоро ли, да минуло им осьмнадцать годков… Ты глазки-то закрой и смотри сказку, словно картинку.