13
Великое княжество Тверское,
р. Орша, лесная пустынь,
в год 6917 месяца студеня в 11-й день,
утреня
Над книгой.Все дороги ведут к наместнику
В печи, шипя, постреливали дрова. У стола сидел трудник и читал при лучине книгу.
– Кирилл! – позвал Епифаний, не узнав собственного голоса.
– Ты как, отче? – трудник едва не опрокинул лавку.
– Да вроде ничего, – Епифаний потрогал лоб и опять погрузился в сон.
«Во сне выздоравливают», – успокоил себя Кирилл и вновь окунулся в чтение. Он уже три вечера сидел над сборником, но тут, недоумевая, замер..
Многое и другое сотворил Исус: но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь>XVI.
Кирилл твёрдо знал: этими словами Святое Благовествование от Иоанна заканчивается – аминь. По крайней мере, во всех других служебниках, но только не в том, что сейчас лежал перед ним. Перелистнул…
Увиденное вернее услышанного, но достоверен и многократно услышанный слух, если рассказываемое истинно>XVII…
Этого здесь быть не должно! Кирилл посмотрел на Епифания. Тот тихо постанывал во сне. («Почему сборник лежал под поваленным деревом?») Не сводя глаз со скорописи, Кирилл размышлял, забыв о погасшей лучине. («Монахи-всадники спрашивали у настоятеля про книжника и у пожарища тоже были всадники…») Трое ли, четверо ли их было – трудник вспомнить не мог. Да, впрочем, и не больно-то старался. Отец Антоний – вот кто занимал его мысли. («Настоятель разговаривал со всадниками. Он же послал Епифания в пустыньку…») Тут Кирилл даже привстал с места от волнения: «Настоятель в тот день позвал Епифания к себе! Рано или поздно он вспомнит о лесной пустыни Окула!».
14
Великое княжество Тверское,
р. Волга, скит, в двух днях пешего пути
от Оршина монастыря,
в год 6917 месяца студеня в 13-й день,
вечерня
Лихоимцы не воруют книги.Не чужие, но и не свои
Монахини высыпали на крыльцо, обступили Епифания, лежащего на волокуше (её кое-как соорудил Кирилл из двух жердей), и, ничего не спрашивая, понесли в келью. Кирилл, пошатываясь, шёл следом, готовясь ко встрече с Параскевой. Та по обыкновению полулежала под образами и тихо постанывала.
Год назад она стала настоятельницей по предсмертному завещанию матушки Переславы, основательницы скита. Почувствовав приближение последнего часа, та остановила свой выбор на самой стойкой – по здравости рассудка и силе характера. Ею оказалась Параскева, едва державшаяся на ногах.
– Здравствуй, матушка! – окликнул Кирилл бывшую супругу.
– Кирюша? Не ждала я тебя. Сегодня опять плохо, ноги совсем отнялись, а Бог никак забрать меня не хочет.
Личико её сморщилось не то от боли, не то от обиды. Она лежала, перебирая истончавшими руками чётки. Послушница с безмолвной заботой подоткнула покрывало. Розовощёкая, она стыдилась своего пышущего здоровья и, как все, побаивалась настоятельницу. Параскева закрыла глаза, чётки скатились на пол. Послушница проворно вложила их ей в руки. Кириллу показалось, что Параскева позабыла о нём, но тут его настиг властный вопрос:
– Зачем пришёл?
– Влип я, матушка, – просто ответил Кирилл. – Пустыньку нашу лихие люди спалили, товарища моего едва не убили.
– Анисья, ступай, – отпустила Параскева послушницу.
– Лихоимцы напали? – цепко приступила к опросу настоятельница.
– Всё много хуже. Монахи, думаю, нас сожгли.
– Мона-а-хи? Может, разбойники иноков побили да в их рясы нарядились?
– А лихоимцы книжки бы воровать стали?!
– Кни-и-жки… – задумчиво протянула Параскева, не умевшая читать даже по слогам. – Ты с товарищем своим нашему скиту беды не натвори!
– Что ж, уйти нам, что ли? – попытался улыбнуться трудник.