– Дочь завтра же – в санаторий. Ты тоже завтра, в воскресенье, сдаёшь все экзамены, получаешь документ – и чтоб духу твоего!.. Деньги будут.

– Не надо, – мотнул головой Павел.

– Не возражать! – повысил голос начальник. И тут же хлопнул Павла по плечу, добавив «человеческим голосом»:

– За Настю спасибо, а остальное – на твоей совести.

Дальше события понеслись кувырком. Отозванные с выходного учителя в спешке пытали Павла по всем предметам. И, если бы не феноменальная память и способность молниеносно адаптироваться к любым условиям, скороспелому выпускнику пришлось бы совсем туго. Спешно строчились протоколы испытаний и заверялись экзаменационные листы. Аттестат с печатями и подписями, датированный грядущим июнем, Павлу торжественно вручили в половине десятого вечера. Причём, как ни странно, учителя, лишённые по вине ученика законного выходного, негативных эмоций к нему не испытывали. О причине скоропалительной высылки никто достоверно не знал, но гонимые у русского человека на уровне инстинкта вызывают сочувствие. К тому же, далеко не каждый способен держаться молодцом в подобной ситуации. Да и блестящие знания не могли не вызвать в душах педагогов законного восхищения. Так что пожелания были тёплые и искренние. Кое-кто даже не смог сдержать слёз.

Поздним вечером Павлу вручили билет. А ранним утром за ним пришла машина. Парень прекрасно понимал, что такой «почёт» сродни надзору за преступником. А сопровождающий – тот же конвоир. Но не испытывал оттого ни обиды, ни досады: Песков знал, чем рисковал, и не мог быть спокоен, если б не контролировал события.

Помогая Павлу в поезде запихнуть под полку вещи, песковский шофёр туда же поставил средних размеров спортивную сумку, кратко буркнул:

– Деньги в кармане сбоку.

О чём говорил Песков с его отцом, Павел не знал: это произошло в то время, пока шли экзамены. Сыну же Евгений Иванович Зорин по возвращении сказал:

– Хорош, шельмец. Драл я тебя, видать, мало. Живи теперича, как сам кумекаешь, – и пронзил неприязненным взглядом из-под кустистых насупленных бровей. Хрустнув новыми корочками сыновнего аттестата, криво усмехнулся:

– Пятёрочник, тудыт тя в качель! Наш пострел везде поспел!

С минуту пожевал сморщенным ртом, подумал.

– А ведь окромя как к Фёдорычу, деваться тебе некуда. Подашь мою депешу – на завод пристроит и общежитским бытом обеспечит… Эх, кабы не Пескова девка, гнить бы тебе, щенок, в тюряге! – словно смакуя каждое слово, медленно ронял отец на склонённую голову сына. «Похоже, батюшка избавляется от хомута, – понял Павел. – Да и к лучшему всё. Нечего было тащить меня в сибирские дали…»

Словно подслушав, отец продолжил:

– Думал, что девка уродилась непутёвая, так хоть ты по моим стопам пойдёшь. Головастый ведь и руки не кривые. А ты, видать, хоть и мордой в меня чёрен, нутром в ихнюю породу уродился, в антилихентную. Ну, так тому и быть: вот Бог – вот порог. И люди мы теперь посторонние.

Павел присел на полку и, прислонившись к стене, закрыл глаза. Образ Магды тут же возник перед ним. С мягким выражением взгляд, рыжеватые пряди, улыбающиеся сочные губы. Сердце защемило. Никогда, никогда, никогда… Усилием воли заставил себя представить Лилю. Хрупкая фигурка, доверчивое личико, капризные тонкие губки. Она с надеждой ждёт лета, когда он, наконец, сможет приехать. А он уже едет, не предупредив. Как и когда они встретятся? Павел предполагал пока устроиться на работу и на житьё, не соприкасаясь с подружкой. Несколько месяцев, в идеале, он хотел провести инкогнито. Но – как оправдать перед Лилей своё молчание в ответ на её письма? Вообразит невесть что. Да и отцу, не хотелось бы, чтобы попали её послания. Значит, надо как-то её предупредить. Путь долгий.