Поменялась жизнь десять минут назад. Янек не жалел, что поддался сиюминутному желанию научиться новому, очень эффективному виду боя под названием «казачьи ухватки». Поездка в Нижний Новгород – что ж, оно того стоит, да и от Ходкевича подальше: тот, по слухам, опять подступил к Москве. На привале, когда княжич предложил устроить засаду на татей, пан Заброжский сильно удивился. Он бы пустил впереди повозок все два десятка стрельцов, его, Янека, и слугу Марека, да ещё несколько возчиков переодел бы в стрелецкое платье и смешал со стрельцами. Получился бы отряд в двадцать пять хорошо вооружённых царёвых стрельцов, и разбойники вряд ли напали бы на такой кусачий обоз.

Так нет, боярич решил всё сделать строго наоборот: стрельцов пустить чуть позади обоза, чтобы их и видно не было, а в первые телеги спрятать засаду с мушкетами и самострелами. Хитро, ничего не скажешь. А вот потом пан Заброжский и увидел небывалое. Святой Георгий решил, видно, сам поучаствовать в стычке с татями. Он предстал в образе отрока, сына ненавистного всем полякам князя Пожарского. Янек лежал рядом с ним, скрываясь за бортом возка. Отгремели выстрелы, щёлкнули арбалеты, и вот тут Георгий показал себя во всей красе. Лях был уверен, что княжич оба выстрела из мушкетов и один из арбалета использовал с пользой.

Янек выскочил к набегающим казакам лишь на мгновение позже Петра и видел, как тот легко положил троих. Потом на самого Заброжского насели трое разбойников, и это были не вооружённые смерды. Это были бойцы, волчары, всю жизнь использующие саблю по назначению, а не для того, чтобы курям головы рубить. Янек пал бы в той схватке, ну, в лучшем случае, прихватив с собой двоих. Но вездесущий малец влез в схватку и играючи прикончил ещё двоих. Получалось, что за сто ударов сердца этот хлопец отправил в преисподнюю восемь хорошо подготовленных бойцов. Избави нас, дева Мария, от таких противников. Он бы и ещё десяток положил, но враги кончились.

Враги-то кончились, но началось совсем небывалое. Вместо того чтобы встать на колени и вознести молитву Деве Марии за избавление от татей, отрок стал перебегать, осматривая раненых, и добивать тех, кто, по его мнению, уже не жилец. Пан Заброжский и сам бы так поступил, ведь избавить умирающего от мук – дело праведное, но гораздо позже, и при наличии тех, кому можно это кровавое дело поручить – им и поручил бы. Боярич между тем добил троих тяжелораненых и приступил к лечению тех, кто был ранен легко.

Шляхтич сначала подумал, что он их пытать взялся. Всем известно: для того, чтобы рана не загноилась, её нужно прижечь раскалённым на огне железом и легко перемотать тряпицей. Что же делал княжич? Он долго, не обращая внимания на крики раненого, промывал рану хлебным вином, затем срывал какую-то траву, жевал её и, наложив эту кашицу на рану, туго перематывал заготовленными вчера кусками материи, пропитанными тем же хлебным вином.

Поразмышляв, пан Янек решил, что это, наверное, древний способ лечения ран, известный только князьям Пожарским. Известно, что род этот очень старый и ведёт своё начало от самого легендарного Рюрика, а тот, судя по былинам, знался с волхвами. Любивший узнавать всё новое лях не поленился, подошёл к Петру и стал помогать тому перевязывать раны, а заодно поинтересовался, что за траву прикладывает княжич к ране. Оказалось, обычный подорожник – трава, известная в Польше как бабка. Таких раненых, которым княжич решил оказать помощь, было четверо. Помогая отроку, Янек решил, что выбраны они правильно: раны хоть и глубокие, крови много натекло, но все поверхностные, внутренние органы не задеты, могут и выздороветь.