– Что тебе сказал Уотермид? – спросил Бармаглот.

– Предложил несколько тем для работы на каникулах.

– Ну и как?

– Все клевые, – сказал я.

– Выбрал что-нибудь?

– «Мифопоэтическая традиция кельтов Британии и ее связь с историческими реалиями раннего Средневековья».

– Это же вообще твоя тема, Король.

Я кивнул.

– Кстати, хотел тебя спросить про сегодняшний семинар по раннесредневековой литературе, по Ирландии. Четыре дара богини Дану: копье Луга, меч Нуаду, говорящий камень Лиа Фейл, который орет, когда на него встает истинный король, и котел Дагды[12]. Тут же налицо связь с артуровским циклом, с Граалем и в то же время с христианской традицией, я прав?

Я кивнул.

– Сто процентов. Копье всегда появляется вместе с Граалем. Котел – очень мощный символ у всех кельтов вообще. С появлением христианства возникает и понятие Чаши. И Грааль соединяет в себе оба эти начала. Ну и есть легенды, в которых Граалем называют вовсе не чашу, не сосуд, а драгоценный камень. Вот тебе, пожалуйста, и камень Лиа Фейл, и первоистоки Артурианы. Можешь до кучи добавить сюда и скунский камень[13].

– Круто, – сказал Бармаглот. – В некотором смысле ты разрешил мои сомнения. Мне писать эссе по Книге Бурой Коровы[14], и я думал, стоит ли ввернуть пару слов об этом. Спасибо тебе.

– Да не за что. Пользуйся, пока я жив.

Мы принялись за ланч. Я ел и не мог взгляд оторвать от окна. Бармаглот сказал что-то еще, но я прослушал. Серое небо наваливалось сверху на корпуса колледжа Святой Анны, отражалось в больших окнах общежития, так что почти слилось с ними. По дорожке от библиотечного корпуса шла Мири Вассерман, ее серое пальто раздувал ветер, были видны тонкие ноги в черных колготках. По походке Мири я сразу понял, что ей холодно и коленки у нее промокли.

– Что ты думаешь об этом, Король?

Я думал о Мири Вассерман, о ее промокших ботах и коленках. Особенно о коленках.

– Что? – переспросил я. – Прости, я выпал.

– Тот самый вопрос: кому служит Чаша Грааля? Как по-твоему, это вопрос, на который нет ответа?

– Ну, в принципе ответ есть, – сказал я. – Только он порождает второй вопрос. А потом третий и так далее.

Бармаглот указал на меня вилкой с наколотой на нее фрикаделькой и рассмеялся.

– Ты Король-Рыбак[15], тебе виднее. Но по сути – ответ, который порождает новые вопросы, – ответ ли это вообще?

Мири Вассерман быстрой походкой миновала Диннинг-Холл[16]. Лужи на дорожке вскипали пузырями под ее ногами, ветер трепал подол пальто и рвал капюшон с ее головы.

– Она тебе нравится? – спросил Бармаглот, проследив мой взгляд.

Я пожал плечами.

– Когда-то нравилась, а сейчас уже не знаю. И потом, мы же решили, что на втором курсе никаких девиц.

– Ну, это же не обязаловка, – задумчиво возразил Бармаглот. – Мало ли что. Вдруг ты снова втюришься в кого-нибудь.

В прошлом году так случилось, что его бросила девушка и я тоже расстался со своей подружкой Энджи. Нам обоим тогда было невесело, конечно.

– Или ты, – хмыкнул я.

Он вдруг согласился.

– Или я.

И я подумал, что, наверное, раз он так сказал, то уже перестал страдать по Глэдис. Что до меня, то после истории с Энджи у меня как-то пропало желание с кем-то встречаться. Не навсегда, конечно, но там посмотрим. У нас в группе были вполне ничего себе девочки, красивые и умные, – Лоис Браун или Стейси Стейнхоуп, например. Но никто из них меня не цеплял так, чтобы пытаться заводить отношения. Что до Мири Вассерман, то она дала мне от ворот поворот еще в начале первого курса, и к этому вопросу я больше не возвращался.

Мобильник завибрировал у меня в кармане. Видимо, я забыл включить звук после семинара. Чудо вообще, что услышал.