– Знакомо, я так же ездил. Учился в четырёх школах, здесь последняя.
– Повезло! – сказала рыженькая, и рассмеялись все.
20
Пока не стемнело – а здесь это быстро: только сияло солнце, моргнул, и уже ночь! – пока не стемнело и после, когда Андрей Никитич включил иллюминацию, Костя не переставал изумляться. Настолько разные при всей красоте!
Глаза у Арины тёмно-карие, серьёзные, внимательные. Вряд ли кто-нибудь сумеет обыграть её в гляделки, за себя бы он точно не поручился. Черты лица правильные, чёткие: видимо, капля греческой крови, да и не одна. И гордая, истинно королевская посадка головы.
У рыжей Марины глаза небесно-синие, личико круглое, ямка на подбородке, чуть неровные белые зубы, коротковатый, слегка вздёрнутый нос.
Марина русая, сероглазая как будто попроще. Мягкая, уютная по-домашнему; но Костя уже знал на опыте, что в таких-то скромницах и живут наиболее хулиганистые чертенята. Судя по тому, что и как угадывалось под платьем, она умела себя преподнести. Вроде бы случайно повернулась, замерла, а ракурс неизменно выгодный, и с каждым разом заметнее, что подругам такие формы и не снились.
Ещё он отметил, что юность Хурминки предпочитает естественный вид. Одноклассницы Кости, если вспомнить, подходили к макияжу основательно, для вечеринок вне школьных стен рисовали на лицах настоящие художественные полотна со стрелками, тенями, плавно переходящими от коричневых тонов к синеватым и угольным, подбирали вампирские оттенки помады. Однокурсницам в универе, замученным сессиями и подработкой, было не до блеска. «Голова не чешется, и сойдёт», – сказала одна из них в минуту откровенности. Нынешние питерские знакомые в одну мерку не укладывались: разброс от полного боди, так сказать, позитива до чуть ли не генетических вторжений в природу.
Грации держались золотой середины. Ухоженные, но неброско, ненавязчиво. Натуральные брови. Ни колец на пальцах, ни накладных ногтей. У обеих Марин подкрашены ресницы, Арине даже того не надо: свои на заглядение тёмные, густые.
21
Наутро, когда рассаживались по машинам, чтобы доехать до перевала и оттуда пешим ходом выдвинуться на Демерджи, Костя спросил Романа, присоединятся ли к ним три подруги.
– Раскатал губу, – ответил тот. – Что им здесь, у них свои дела, молодые. – И, помолчав, добавил: – Хотя однажды ходили, прошлым летом.
– И как?
– Арина и Марина длинноногие, скачут аки две козы, только догоняй.
– А другая Марина?
– Чуть менее резвая. Зато о ней можно позаботиться, понести рюкзак. А эти всё сами, сами… Тебе-то кто больше понравился?
– Все хороши, – ответил Костя.
Жаль, что не пойдут. Сам путь наверх и ночёвка на яйле, туман в Долине Привидений, серия кадров на закате и рассвете – всё было великолепно, а могло бы стать и получше.
22
Костин охотничий рюкзак пополнялся новыми, новыми исполненными планами. Один из них – съездить в Мирный, где учился в своей третьей школе. Учился недолго, чуть больше года, воспоминаний почти не увёз, но бесподобный местный пляж… Быть в Крыму и не искупаться в море – кто поверит, что было некогда? Так что потратил день, искупался, положил очередную тушку в мысленный рюкзак.
Он посетил музеи великих людей в Феодосии, Ялте, Гурзуфе. «Может быть, и мой когда-нибудь…» – мелькнула нескромная мысль, но Костя отогнал её и нацелился на Судак. Там хорошо сохранилась генуэзская крепость, но гораздо сильнее манило к себе фантастическое место недалеко от города. Длинный узкий мыс, заползающий в море змеёй, и невообразимый вид на берег со змеиной головы: слева – бирюзовая бухта и зубчатая скала-носорог, справа – тёмно-синяя бухта и две каменные горы, наложенные одна на другую на фоне светлеющего неба. Если даже от чужих фотографий захватывает дух, каким же всё окажется наяву!